— Нет, — отвечаю и нежно прикасаюсь к её волосам. Пропускаю шелковистые светлые пряди сквозь пальцы, — но ты принадлежишь мне. Ни один другой мужчина отныне не прикоснётся к тебе и не посмотрит на твоё девственное тело похотливым взглядом. Иначе, клянусь, я – Кезон Винициус – вырву их глаза из глазниц и разорву их тела голыми руками.
Влажный воздух в камере начинает потрескивать вокруг нас. Девушка блуждает взглядом по моим испещрённым шрамами гигантским рукам. Шрамы я получил от порезов в сражениях от давно умерших противников и не только.
Работорговцы всегда пользовались моей силой. Я часами тащил повозки по полям и был выносливее волов. Я дробил камень в глубине самых тёмных шахт, где воздух был настолько густым, что невозможно было дышать. Я убил множество воинов и диковинных зверей, окрашивая песок Колизея в алый цвет. И делал всё это для своих хозяев, но единственное, что я никогда не сделаю, так это не верну им свою богиню. Пусть даже против меня выстроится легион спартанских солдат. Никому не удастся вырвать её из моих рук.
— Я и не сомневаюсь, — кивает она, осторожно беря меня за руку. — С такими-то руками сам Юпитер дрожал бы у твоих ног.
Моё сердце гулко колотится как военные барабаны, когда она проводит кончиками пальцев по моим чудовищным шрамам на руках. Её рука такая маленькая по сравнению с моей.
— Ты гладиатор?
— Да, — мой голос такой глубокий и грубый по сравнению с её. Мой, как рычание дикаря, её, как сладкая песнь Каллиопы.
— Я слышала о гладиаторах Рима. Они самые смелые и безжалостные воины в мире, сражающиеся за господство и славу.
— Перед тобой самый могущественный гладиатор всех времён.
Она вздыхает и блуждает взглядом по моему грубому лицу и огромному телу.
— Ты убивал людей?
— Да. Много.
— Но ты ведь не убьёшь меня?
Я стискиваю зубы.
Как может кто-то хотеть украсть у мира эту красоту?
Хочу, чтобы её глаза всегда светились от счастья, и она улыбалась. Мысль о том, что кто-то захочет убить её, вызывает дрожь.
— Отныне и навеки я твой страж. Клянусь тебе, моя Венера. Я буду защищать тебя до последней капли крови.
Она поднимает руку и нежно проводит ладонью по моей заросшей щетиной щеке.
— Но почему? Я всего лишь рабыня. Жалкое неблагодарное отродье, как мне говорили.
— Кто говорил? — рычу сквозь стиснутые зубы. Я разорву любого, кто посмел ей это сказать.
— Так… Люди из моего прошлого, — отвечает она и вздыхает. — И я не Венера.
— Для меня ты богиня, — отчаянно пытаюсь заставить её понять, что она всё для меня. — И я буду поклоняться тебе. Как тебя зовут?