К утру мы наклюкались, стали обсуждаьб Жорыча, Савву, мой несостоявшийся рерайт и машины. Дан даже высчитал, за какое время я смогу купить машину. Складывалось впечатление, что автомобиль – цель всей жизни. Он не сомневался, что я буду работать в ресторане, а я, вот, сомневался. Данёк заплетающимся языком мямлил, что что утром его подменяет отец, а он выйдет на работу часам к трём.
Я завалился спать, а когда проснулся сразу полез в телефон. Но сообщения были только от Жорыча Он спрашивал, как я, не нужно ли что-то объяснить, и в конце писал, что ждёт поста не позже завтрашнего дня. «Сами что ли не могут написать!» − я взбесился, но вежливо ответил, что неважно себя чувствую, но постараюсь всё продумать, оправдывался, что я не могу так с бухты-барахты, мне надо продумать концепцию и прочий словесный мусор.
Я поплёлся на кухню. Настроение было свободное, летящее, хоть и с тяжёлой головой. Я вдруг опомнился, что опять проигнорил маму и в срочном порядке написал ей. Она ответила почти сразу и прислала фото живописного вида, из тех, которые вы можете увидеть на всех на свете рекламных баннерах.
Я включил чайник и даже решил рискнуть и включить телевизор на кухне. Я иногда включал телевизор по утрам и смотрел старые мультики. Мне нравились утра перед работой – всегда можно посмотреть стоящий мульт. Но сейчас, как назло, нигде не было мультов, ибо не утро, но я оставил какой-то ненашенский сериал из-за голосов артистов дубляжа. И заварил себе чай. Я вспомнил о рюкзаке, выставил варенье на стол и стал изучать этикетки. Клубника была подписана широким маркером и украшена спиралями в стиле позднего барокко, ну такой намёк мне показалось. Но буквы… буквы божественны, твёрдая рука, все одной высоты, правда буквы стали крупнее за счёт маркера наверное. Да и вообще характер букв снова поменялся. И появились эти барочные завитушки… Земляника была подписана чертёжным шрифтом. Скучный, привычный. Вроде бы и маркер тот же, и этикетка по размеру та же. А видно, что совсем не удалась надпись, рисунок ягоды, рамка. Я стал изучать этикетку внимательнее и увидел, что и наклеена она была наспех, неаккуратно, косо, или соскользнула, пока не засохла… Да уж… изменилось настроение. След от клея я нашёл на дне банки − этикетка наклеивалась совсем недавно, может быть даже вчера.
Я сидел в окружении банок и цедил чай под звуки рекламы чистящего средства и чего-то там ещё. Банки смотрели на меня, а я на них, я воображал их солдатами принца Лимона. На даче у бабушки осталась картонная цилиндрическая банка от лимонных долек. Там дольки под предводительством толстого Лимона- военачальника, маршировали по бесконечному кругу… Я посмотрел на экран. Нет я не дождусь от Тони сообщений. И я написал сам, написал, что жду, что пусть приезжает. Она ответила поздно вечером. Всё это время я сидел на кухне и ждал ответа. Я плохо понимал, что показывают по телевизору, я думал вроде ни о чём, и обо всём сразу. Не могу сказать, что это весёлое занятие думать обо всём сразу. И обо всех сразу. Но иногда приходится, особенно когда засыпаешь или проснулся ночью и мучаешься бессонницей, разные мысли, честные мысли, лезут в голову… становится горько от обид и несправедливости, почему-то вспоминаются именно они. Какие-то положительные для тебя впечатления тоже припоминаются. Я где то читал, что всегда надо помнить о счастливых моментах. Я почему-то вспоминал чаще других ту поездку в Петербург и нервного моего соседа, и ту школу с колоннами, и свою защиту, и ролик Данька − Дан сказал мне как раз за пивасиком, что ему до сих пор приходят уведомления − к ролику почти тысяча комментов и процент лайков и дизлайков стабильный…