С Даном мы вспоминали, смеясь, как он в зимнем лагере ухлёстывал за Ксюшей, нам тогда было по двенадцать лет. В лагере можно было выходить в магазин за территорией, это был не совсем лагерь, скорее турбаза. И Дан купил Ксюше огромного медведя, ну не огромного, но приличного такого, если его посадить на пол, то доставал до колена. Вот Дан и посадил медведя под дверь комнаты Ксюши. А она потом с ним, с Даном то есть, поговорила снисходительно и предложила остаться друзьями. До сих пор помню, как Дан расстроился, на него больно было смотреть, он стал для меня тогда олицетворением вселенского несчастья. Он совсем не жалел потраченных денег, он и до этого Ксюше в школе дарил духи к Восьмому марта, цепочки и фенечки, брелоки с игрушками к дню рождения, всегда покупал вкусняшки в столовке, Дан вообще-то не жадный, после медведя он развалился, стал неуверенным, какие-то настоящие шекспировские страсти. Потом это прошло, но я до сих пор с содроганием вспоминаю те зимние каникулы. Сейчас мы смеялись, но тогда было не до смеха. Я уважал Дана за то, что он никогда, как бы ему тяжело не было, не жалуется, не ноет. Мы и после ездили с ним в зимний лагерь. Другие девчонки приходили к нему, посидеть вместе, посмотреть фильм по телефону – тогда это было большой редкостью, а планшетов в помине не было, Дан смотрел фильм с девчонкой в кровати, а я читал сидя на своей. И никогда не завидовал Дану, всегда радовался за него и подбадривал. Но никогда больше Дан не дарил никому плюшевых медведей – этот апофеоз мещанства и одновременно такой искренний порыв. Дан любил повторять: «не по Сеньке шапка», когда видел красивую девчонку. Самое смешное, что Ксюша была некрасивой. Она была совсем невысокой, грудастой, очень плотной, даже толстой, такая взбитая девчонка с кудрявыми волосами. Она была злая и любила поболтать с девчонками об отношениях. Ксюша искала себе «хорошего мальчика», жаловалась, что сейчас таких нет. К девятому она нашла мальчика, но никто его ни разу не видел. К одиннадцатому она перестала верховодить в классе, появились в классе другие уверенные в себе девчонки, но Ксюша по-прежнему знала себе цену. И никогда не разговаривала с Даном. А Дан с ней. То есть, в двенадцать лет, я вслед за Даном перестал бегать за девочками, можно сказать, что и не начинал. Пару раз я пробовал общаться вне школы, даже в кино водил девочку, но потом начиналась эта утомительная переписка, требования написать в скетчбук «красивым почерком», и − обиды. Уже тогда я недолюбливал соцсети. Ещё мне было неловко, что со мной девчонки всегда хорошо, а с Даном – не так чтобы очень хотят общаться. Ещё поэтому я ни с кем не встречался в школе. Так что мы с Даном жили в классе как отшельники, в смысле девчонок. Но в одиннадцатом Дан снова сломался (увлёкся так, что пришлось ЕГЭ пересдавать), бросил меня, пересел за парту к Лизе, а я стал сидеть с Саввой. Вокруг Саввы девчонок было просто море (но не океан), но к 11-му классу его интересовали больше всего деньги и чуть меньше – автомобили-внедорожники, у нас в пригороде плохие дороги, а иногда нет никаких.