Я вернулся в гостиницу-общежитие. Не хотелось ничего. Кто сказал Оксане создавать мне благоприятную рабочую среду, кто вызвал на корпоратив?
На кухне я поставил чайник. Залил две чашки кипятком, бросил туда сахар и чайные пакетики – кто-то забыл коробки на столе, я и воспользовался. Спустился с чашками вниз, в холл, к охраннику, улыбнулся:
− Чтобы одному не чаёвничать.
Мы проговорили с охранником часа два. О студентах, о попойках и народных гуляниях – так он называл вольное поведение. Он предложил мне сушки:
− Настоящие калёные.
Я захрустел, с удовольствием рассказал о мирошевском хлебозаводе. Охранник поведал о своём городе, о сушках, которые там продаются связками. Я любил провинцию, русскую провинцию, такую же, как наш Мирошев. Она доживала последние дни в вечности, то есть годы, со своими развалюхами. Мы сошлись на том, что за ближайшие сто лет всю провинцию закатают в асфальт, упрячут в бетон, наваяют новоделов.
− А пока живём по старому, по-старинке, – глубокомысленно заключил охранник, и я пошёл спать.
Сразу заснул. Вымотался. Когда проснулся, был полдень. Студенты не топали в потолок, как это случалось в моё время. Я выполз на кухню – чай со стола испарился − жадины-говядины. Я пошарился в ящике стола и нашёл мятую пачку с заваркой, заварил себе пойло − это был даже не чай, какая-то трава, похоже на иван-чай. Но я покрепче заварил. Пить можно, но с трудом. Сахар тоже пропал. Унесли. Протрезвели и унесли, сокрушался я и удивился, что такая ерунда может меня расстроить, пил чай обжигаясь, думалось плохо, совсем не думалось.
Я вышел на улицу без плана действий. Минут пять соображал, какой сегодня день. Вспомнив, что пятница (время хлеба по пятницам – бородатая шутка Староверова) я приободрился, уверенно зашагал в направлении трамваев, ведь пятница – день, когда (по присказке Староверова) хлеб всё-таки дают. Стук колёс и дребезжание растрясли и окончательно разбудили меня, а когда пришлось буквально улепётывать от контролёров, так мозги включились на полную катушку. Сейчас заберу трудовую, а насчёт остального действовать буду по обстановке.
Обстановка в офисе наблюдалась всё та же. И охранник на ресепшн всё тот же – похожий на зверя, мусолил мой паспорт, переписывая данные странным квадратным почерком с обратным наклоном. Я снял бейсболку, чтобы камеры видели, что я не скрываюсь. После семнадцати ступенек и двух лестничных пролётов – знакомая администратор, с натянутой улыбкой и гладкой, без единой микроморщины кожей лица, раньше она сидела секретарём у нашего директора. Администратор взяла мой пропуск худенькими кистями, напоминающими чёрным маникюром пальцы смерти, отодвинула компьютерное кресло, и начала вращаться: