Прошёл ровно год, как я позвонил Староверову. Я живу в старом добротном доме на улице Профессорская. Дом перестраивается и обустраивается, но внешне остаётся соцреалистической щитовой дачей – он как «Москвич», с которыми мы столкнулись: начинка новая, а из старого – кузов и редкие запчасти. Я, кстати, видел в сети тот зелёненький «Москвич» − он как игрушка. И дом мой, как игрушка, в доме жил писатель, семья обнищала и частично вымерла. Где-то здесь недалеко должна жить Тоня. Но я в центре, а она в лесу, на окраине; Профессорская − элитная улица. Рядом со мной, за непроглядным забором − потомки ковалера трёх орденов Славы, он был разведчиком в войну и брал языков, в посёлке он работал сторожем, сын его спился, а внучка вполне себе крикливая женщина. Соседи справа – так же как и Староверов выкупили участок, когда-то его хозяином был известный учёный, архитектор, там целый терем-теремок, тоже они реставраторов наняли, как и Староверов, теремок такой в патриархальном духе, с резными окошками и флюгером-петушком. Чиновничьи бонзы на Профессорской не живут, они прячутся в лесах и оврагах, ну и дороги асфальтовые к себе прокладывают – если в дремучем лесу вдруг асфальт – верный признак дворца – Староверов рассказал. Сам я редко выхожу с участка, только когда навещаем со Староверовым бабулю. Она держится бодрячком. Староверов организовал ей антенну, бабуля освоила скайп и общается с мамой и Антонио. Староверов отвозит меня в полицию, в УВД – я должен отмечаться ещё год. Дождусь погашения судимости и уеду к маме, может и раньше получится, а может и не уеду, или уеду и вернусь.
Когда я написал Староверову, он как раз был на Профессорской, он только-только купил дом, и жил-поживал, наслаждался – так он сказал. На самом деле, он очень занят, он – постоянная неутомимая деятельность, он – мозг всего, Мариарти мира рукописных и печатных копий. После нашей ссоры он полностью был погружён в свой бизнес. Эта дача – его третий скрипторий.
После разговора с Даном (он знал, что я всего боюсь, знал и специально пугал ещё больше!), у меня начались натуральные галлюцинации. Староверов утверждает, что никакие сообщения от меня не получал, просто мама позвонила и попросила меня проведать. Я, впустил Староверова и стал доказывать, что видел Инну и Баскервиля, они заходили в квартиру и искали письмо. Но ни в письмо, ни в оружие в руках Баскервиля Староверов не верил. Тогда я попросил найти в моём телефоне сообщение про бандероль. Староверов вместо копания в моём телефоне вызвал частного врача-психиатра, оказалось, что у меня был острый психоз – это бывает при шизофрении, а бывает и от сильных переживаний. Мне прописали таблетки. Я ни разу не пил таблетки, оставленные доктором на крайний случай – вдруг ещё кто-то придёт, но всегда держал их рядом, до сих пор держу. Поначалу в моё новое убежище ежедневно заезжал доктор и мы с ним беседовали. Староверов убедил меня: о даче никто не знает, но это невозможно в наше время, кому надо, узнают. Я не передаю Староверову мой разговор с Даном. Я рассказал ему не всё, не стал про Тоню. Я спросил о Владимире − Староверов красноречиво молчит в ответ. Но по-моему он не общается с Владимиром. Он не вспоминает ни о нём, ни о жене. Совсем недавно я случайно узнал, что он развёлся и переехал в Мирошев навсегда, иногда у него резко портится настроение, а на лице появляется маска ненависти. Я всё-таки склоняюсь, что Владимир заказал меня, причин я не то, что не знаю, а даже предположить не могу. Но вот Дан с Саввой согласились бросить меня на дороге. За что? Но не бросили по случайности, невнимательности Саввы. Что он подумал, когда понял, что не выаолнил просьбы и я сейчас поведу? Жаль, что я так был напуган, что не обращал на него внимания, только выполнял его команды как дрессированный пёс. Савва – это то, что нельзя было просчитать. Они хотели идеальное убийство, но Савва, как пишут в тырнетах, сломался. Наверное, я вызываю странные чувства у людей, от меня почему-то везде хотят избавиться. Сейчас я живу так – прошлого нет и не было. Надо забыть и спокойно жить, так мне советовал врач.