– Тебе тоже было плохо?
– Очень, птичка. Как дурак себя повел. Бухал всю ночь, вместо того чтобы найти тебя, а потом…
Я пробую на ощупь другие картинки, сосредоточенно разглядываю их, только бы не поднимать голову и не выдать слезы, что просятся из глаз. Ведь на миг представила, как все могло сложиться иначе, если бы только…
– Это возможно, – читаю на английском фразу, написанную на мизинце идеальным курсивом.
– Мой девиз, когда особенно хреново.
– А роза? – оглядываю изящный цветок с длинным стеблем на безымянном пальце.
– Роза – это просто роза.
– Но цифры – это же не просто цифры?
Вдоль всей фаланги указательного пальца записан бинарный код – целый набор нулей и единиц, разбитых на две группы. Я изучала основы программирования в школе, помню теорию.
– Эй-Джи, – называет английские буквы, – инициалы моей мамы.
Ярик не хочет показывать, но все равно напрягается: дышит чуть громче, голос скрипит. Я переплетаю пальцы и прижимаюсь губами к тыльной стороне его ладони. Не думаю, просто порыв.
– Это из-за мамы? У вас с дядь Вовой так сложно все?
Слышу ухмылку в тишине, угадываю без подсказок.
– Не могу сказать, что до смерти мамы было как-то по-другому, что мы жили душа в душу. Нет.
Он обнимает крепко под грудью, подтягивает выше и ближе к себе, дышит в затылок. Кажется, его это успокаивает. Если да – ради бога.
– Владимиру Игоревичу, – произносит с явным сарказмом, – мало что бывает по душе. Всегда все было не так. Если я приходил с синяком, он ругал, что я плохо защищался. В следующий раз я дрался до победного без единой ссадины, кроме разбитых костяшек, и отправлял одноклассника в больницу – лишался денег и семейной поездки в Грецию в качестве наказания. Убегал и с гордостью рассказывал отцу, как обдурил троих, меня обзывали трусом. Я всегда все делал не так: не так плавал, не так чистил зубы, сидел, стоял. Мама была буфером. Она успокаивала его и подбадривала меня. С ней было… мягче, что ли.
Ярик замолкает, я даже поворачиваюсь к нему. Он, поглощенный воспоминаниями, смотрит перед собой в пустоту. Лишь спустя долгие десять секунд вздрагивает, фокусирует на мне взгляд и коротко целует в губы.
– Он очень любил ее, знаю, что страдал. Только он забыл, что я тоже потерял дорогого человека. Я потерял мать. Мы сильно отдалились с ним. Я думал, я виноват, пытался сделать так, чтобы он гордился мною, хватался за все подряд, а делал лишь хуже. Со временем получить его одобрение стало целью для меня. Но чего бы я ни добивался… Этого. Было. Недостаточно.
Ярик фыркает.
– Другие всегда были лучше во всем. Он любил сравнивать меня…