— Это что ещё за дрянь! — возмутилась ведьма. — А ну пошли прочь!
Она взмахнула рукой, и с её пальцев сорвались огненные искры. Они подпалили траву, пожгли лианы, но те хлынули из леса с новой силой. Казалось, земля пришла в движение, так их было много. Ведьма кидала огонь, но зелёные веревки всё вились и вились вокруг неё. Они утянули женщину в тугой зеленый кокон, так что она уже не могла пошевелиться. Осталось видно только лицо, бледное и злое. А потом прямо на коконе стали прорастать орхидеи. Сначала появлялись два листочка, из середины выходил тонкий цветонос, а потом на нём с лёгким хлопком раскрывался цветок с глазом. И глаз этот наливался кровью.
— Как, как тебе удаётся, — сдавленно прохрипела женщина. — Силы высасываешь.
— А, это не я, а орхидеи, — объяснила Люба. — Вообще, они не тянут соки с деревьев, на которых живут. Но эти — другие. Ты убила их зеленых сестёр, и они пришли мстить.
— Твоя сестра! — выкрикнула женщина. — Если я умру, то и она умрёт. Мы чёрной клятвой связаны. Подумай, ты хочешь, чтобы она умерла?
Сердце Любы дрогнуло. Она всё вспомнила: свою болезнь, больницу, оранжерею. Это сон! Она хотела броситься к орхидеям, просить их отпустить ведьму, просить за сестру, но остановилась. Красные глаза плакали кровавыми слезами.
— Она моя сестра, но не их, — ответила Люба, наблюдая, как зеленый кокон затягивает лицо женщины.
Люба сидела на диване и любовалась облаками, которые были видны сквозь стеклянный потолок зимнего сада.
— Завтра фаленопсисы привезут, — произнес Иван и уселся рядом, обнял её за плечи. — Настоящий рай здесь устроила. На работе у нас такую красоту не наводила.
— Да это я не я, Иван Данилыч. Это всё ваше чуткое руководство, одна бы не справилась, — ответила Люба, и мужчина засмеялся. — А если честно, мы с отцом всегда мечтали о зимнем саде. Он не дожил, так что я радуюсь за двоих. Пусть дом пришлось почти заново отстроить, всё равно я чувствую, что это моё родное. То самое место из детства.
— Да, ты серьёзно за дело взялась, квартиру московскую продала…
— Однушку, и стояки гнилые там были, — отмахнулась Люба. — А тут — целый дом. Кстати, — она погрустнела, между бровей пролегла морщинка. — Завтра на кладбище заедем? Будет ровно год, как Верка умерла. Сестра всё-таки.