Отстранившись, любуется результатом красными мазками размазанными по истерзанным губам.
— И что же с моим прошлым не так?
И какой чёрт дергает меня за язык в неподходящий момент? Ведь можно смолчать, но это не про меня. И пусть кожу саднит, словно по ней прошлись тёркой, а после залили в обнаженные раны йод. Всё же боль не такая сильная, как жар в груди от насилия и моей несостоятельности дать отпор. Выставляя себя «терпилой», способной лишь тявкать подобно Моське на слона, так и не переходя к серьезным действиям.
— О-о-о, твоя биография насыщенная, — вновь появляется кривая ухмылка, следом обнажающая ряд зубов и превращая Вадима в хорошо мне знакомого мастера манипуляций и запугиваний. — Как думаешь "Малыш" оценить твои поступки, и жизнь в целом?
Вадим прикасается своим лбом к моему, выбивая из груди нервный смешок, итог моего раздражения от такой близости с человеком, который противен до сухости в горле и спазма в мышцах. До немых криков прячущихся внутри, оглушительными ударами отдаваясь в ушах. До животного ужаса, дрожью пробирающего колени.
— То есть ты собираешься удержать меня рассказывая сплетни обо мне?
— Сплетни?! — насмехаясь, морщит нос. — Нет, только голые факты. Я знаю многие вещи, которые ты бы предпочла оставить в тайне.
Смысл его намёка более чем понятен, мгновенно донесен до разжиженного мозга адресата. Вадим осведомлён по моему мнению как минимум парочкой нелицеприятных моментов, которые мне все же хочется сохранить в тайне от многих, в том числе и от Андрея. Он знает мою болевую точку и давит на неё с особым упоением. Я в его власти, а такой контроль надо мной, доставляет ему чистый кайф. Чего нельзя сказать обо мне.
— Какая же ты тварь!
Выплёвываю с особым удовольствием оскорбление, прозвучавшее с долей ненависти, но даже и поверхностно не царапнув по его самолюбию.
— Не буду спорить, скажу одно: мы похожи. Каждой твари по паре. Ты такая же, как и я, поэтому мы так долго вместе. Хотя…, - он словно между прочим целует, вернее касается губ в надежде на то, что я отвечу на его порыв, оценив проведенную им аналогию. — Ты хуже меня, ведь я не строю из себя ангела. А ты свою гнильцу прячешь.
Мне противно слушать эти оскорбления, но ещё невыносимее ощущать вкус языка, который совсем недавно нагло шарил во рту, слизывая горечь отвращения.
Дерзко морщится, получив хлесткую пощёчину. Конечно лучше бы врезать по его мужскому достоинству, но инстинкт самосохранения вовремя тормозит моих коней, но не спасает от ответного наказания. Теперь Вадим наотмашь бьет по щекам, прижимает вплотную к стене, напористо толкая коленом. Боль пронзает кожу от того с каким остервенением он наносит один удар за другим.