Рик стоял у стены, держа в одной руке сумку с одеждой и туалетными принадлежностями, а в другой — мотоциклетный шлем. Увидев его лицо в этой безликой стерильной обстановке, я практически бросилась в его объятия.
— Энн! С твоим отцом все в порядке? — спросил Рик, обнимая меня.
— Я все еще жду известий, — ответила я, останавливаясь на мгновение, чтобы вдохнуть запах сигаретного дыма и дизельного топлива, которым пахла его одежда. — Спасибо, что принес мне мои вещи.
Когда я взяла сумку у Рика, он нервно огляделся. Мимо прошла женщина с забинтованной головой, где-то вскрикнул от боли ребенок, а автоматические раздвижные двери продолжали впускать и выпускать потоки больничного персонала и фельдшеров. Рик теребил свой мотоциклетный шлем, перекладывая его из одной руки в другую.
— Это не самое веселое место, — сказала я, заметив, как он поморщился, при виде старика, кашляющего от туберкулеза и сплевывающего в носовой платок.
— У меня такое чувство, что я вот-вот подхвачу какую-нибудь болезнь, просто стоя здесь, — сказал он.
— Пойдем наверх, — позвала я. — Я могу попытаться достать пропуск для посетителей.
— Все в порядке, — сказал Рик, слегка отступая назад. — Я не хочу навязываться.
— Ты не навязываешься. Ты составишь мне компанию, пока не вернется мой отец.
Рик сглотнул, и я увидела, как он побледнел.
— Знаешь, я думаю, мне лучше уйти, — сказал он, откидывая волосы назад. Лоб его покрылся пленкой пота. — Мне очень жаль. Эти места заставляют меня нервничать. Я думаю, что у меня все еще есть остаточный посттравматический синдром после войны.
— Конечно, — сказала я, беря его за руку. Она была липкой. — Тебе нужно присесть?
— Нет, нет, со мной все будет в порядке, — сказал он. Он надел свой мотоциклетный шлем. — Но мне пора идти. Иначе мне придется вступить в ряды больных и немощных здесь, в отделении скорой помощи.
— Да, иди домой, — сказала я, провожая его. — Здесь все равно делать нечего.
— Я позвоню тебе, — пообещал мне Рик. Он нырнул на стоянку, и я потеряла его из виду в темноте.
Я поплелась наверх и распаковала сумку с вещами. Я почистила зубы, переоделась в пижаму и свернулась калачиком в кресле с одеялом, приглушив свет, чтобы немного отдохнуть. Только начав дремать, комнату залил резкий свет, и моего отца вкатили на дребезжащей каталке. Я вскочила со стула, чувствуя головокружение и дезориентацию, когда отца перенесли на больничную койку и подключили к нескольким аппаратам.
— Папа? — позвала я, глядя на его вялое лицо. Его глаза были закрыты, а нос и рот закрыты аппаратом искусственного дыхания. Он не отреагировал, и на секунду мне показалось, что он спит.