УТРО ВЫПУСКНОГО ВЕЧЕРА выдалось пасмурным и влажным. Обычно церемония проходила снаружи в амфитеатре на траве, живописном месте с концентрическими каменными ступенями и высокими деревьями, что делало ее похожей на древний ритуал друидов. Угроза дождя, однако, поставила планы под сомнение, и до последней минуты мы не были уверены, будет ли церемония перенесена в помещение. В конце концов, колледж решил продолжить церемонию на открытом воздухе, но выдал каждому пластиковое пончо на случай дождя. Я надела взятую напрокат мантию. В этом одеянии было некомфортно, влажно и жарко. Мои ботинки хлюпали по влажной траве, а пончо было зажато под мышкой. Поскольку я получала награду, то должна была сидеть на возвышении с Советом попечителей, студентами-докладчиками и другими лауреатами премии. Ларри помахал мне рукой, когда я вошла, показывая мне свою собственную медаль за преподавание и подняв вверх большой палец.
Выпускной был бы в разы интереснее рядом с Ларри, мы бы шутили и угощались напитками и закусками. Я пролистала свою программу, пока остальные преподаватели и старшекурсники входили, сияя и махая своим родителям в аудитории. Вокруг себя я слышала, как мои более измученные коллеги ворчат, что зря потратили утро на церемонию. Они жаловались, что вся эта пышность и роскошь не для нас и даже не для студентов, а для родителей, которые сначала глазели на нас в мантиях, как на цирковой зверинец, а затем на своих детей в красно-черных регалиях Фэрфакса, с затуманенными от слез глазами. Но я ничего не могла с собой поделать — у меня была слабость к выпускным. Каждый раз, когда я слышала знакомую мелодию Элгара, это затрагивало сентиментальные нотки в моей душе. Мельком мне показалось, что я увидела Эмили Янг, одетую в свои регалии, ее выпускная шапочка была покрыта стразами и фотографиями, и я почувствовала горько-сладкую смесь эмоций. Я слышала от Пэм, что она приняла предложение поступить в Колумбийский университет, но отложила его на год под предлогом того, что хочет поработать год и попутешествовать. По правде говоря, я подозревала, что она собирается последовать за Риком, где бы он ни был. От части, я не винила ее, ведь она была влюблена.
С моего места в третьем ряду, мне был виден затылок Адама. Его волосы выглядели так, словно их только что подстригли, и он сидел рядом с седовласым председателем попечительского совета. Время от времени он наклонялся и шептал что-то на ухо попечителю. С болью я вспомнила о нашем выпускном в Принстоне более десяти лет назад. Тогда я сидела, откинувшись на спинку сиденья, с похмелья глотая персиковый шнапс в борьбе с волнами тошноты и жалости к себе. Я так и не увидела Адама в день выпуска.