Мириада. Том 4. 56 поэтических этюдов (Калдузов) - страница 17

Борьбу ведя на истощение,

Пока жива моя мечта…


Я буду жечь, пока не сгину,

Пока живо во мне дитя:

Век освещать, как не остыну,

Уйдя во свет небытия…


Я буду ангелом порхать:

Небес царицу укрощать.

Я буду истиной живой,

Дитём стихии заводной.


Я буду звёзд среди блистать,

Всё освещать, сияя, кружиться:

Иссохшим жизни возрождать,

Той позволяя напиться…

А вы?

Вы двинете со мной?

Сквозь жар и зной

К путям неистовой мечты:

Во благо дней своих, долой

Сомнения пепелив мосты?14


Иль всё же рабы?..


…чем дольше вы будете питать внимание ЭГО, своими амбициями, любой темой желаний, и вообще, всем, что связано с тем, что можно отнять, разрушить, вопрос лишь в силе влияния – это значит, что энергия понимания, как была, находилась в спящем режиме, так и будет там пребывать дальше. Границы эго рушатся только тогда, когда вы ущемляете его интересы; во всех остальных случаях, вы занимаетесь наращиванием обороны для самого эго. Вы должны научиться быть независимым от обстоятельств любого плана, в том числе и темы своих желаний; в ином случае вы будете постоянно что-то недопонимать, придумывать, накручивать, – созерцая то, ту эмоцию ума (гормональную), что действительно существует лишь в мире ваших фантазий; но не в действительности.

4:38

На ветрах стихии знания,

Ты несись дитя, порхая,

Рассекая полуночный

Жизни вольной горизонт…


Ты несись, порыв вдыхая

Ласки встречного, ветров:

На волнах стихии знания, –

Эру вечную альков…


Одолевший себя свободен; раб всегда от чего-то зависим. От обстоятельств, мыслей, общественного мнения. «Рабы Божьи» – тому подтверждение. Дети второго находились в оковах непомерной иллюзии, вымощенной усилием мысли и сомнением, в частности к неизведанному грядущему. Ибо сея страх, в том числе непреднамеренный, – лишь пожинать плоды, сопутствующего рабу урожая. Собирать плоды, не вкусивши их аромат, питая скорбь, излитую состраданием, – удел не верного, но прежде к Богу.

Ибо суть гласит о триумфальном послевкусии к чьему, вероятнее, оставалось несколько шагов, чем дозволено «сдаться». Отдавшись в объятия, но не скорби, а Вечного безмятежного, колышущего сердца чувства, опоясывающего несоизмеримой отрадой его благоверных детей. Вкусивший свободы прежде не станет иным. И грядущее его не страшит. Он тот, кого нет; но прежде был всегда. И ни одно удручающее, всесокрушающее на пути обстоятельство не в силах пошатнуть его внутреннюю неколебимость в отношении всего. Ибо он уже выше этого всего насколько солнце самых насущных проблем. Ибо он и есть обстоятельство, ибо он хаос и рождение одновременно…