День гнева (Степанов) - страница 61

Пути Смирнова и Зверева никогда не пересекались: и тот и другой, увидев друг друга, сразу поняли это. Тем откровеннее был взаимный интерес - они, не скрываясь, рассматривали друг друга.

- Я о вас, Александр Иванович, премного наслышан, - с эдакою изысканной старомодностью завел беседу джентльмен Зверев. Экстренной встречи тема этой беседы не касалась, значит, можно.

- Стукачи нашептывали? - Поморгав, простодушно поинтересовался Смирнов.

- Экий же вы... - Витольд Германович чуть запаузил, чтобы подобрать точное, но не очень обидное слово, - неудобный в беседе человек.

- И не только в беседе, - заверил Александр Иванович, но собачьим своим нюхом учуяв ненужное хвастовство этих слов, мигом перевернулся и стал по отношению к себе грустным и ироничным: - Как всякий пенсионер, я лишний на просторах родины чудесной. Лишний, естественно мешает, а мешающий человек всем неудобен, как провинциал с мешком арбузов в московском метро в часы пик.

Все понял Витольд Германович - умный, подлец, - усмехнулся мягко и заметил еще мягче, хотя и с укором:

- Самоунижение суть гордыня, Александр Иванович. А для нас, православных, нет греха страшней гордыни.

- Для нас, православных, самые страшные грехи - воровство да лень. А гордыня... Это не грех, это национальная черта. Мы все гордимся: самодержавием, империей, развалом империи, коммунизмом, борьбой с коммунизмом, шовинизмом, интернационализмом, широтой души, неумением жить, уменьем жить, неприхотливостью, привередливостью... Иной выдавит из себя кучу дерьма в сортире и то гордится: никто, мол, в мире такой кучи сделать не может окромя русского человека.

- Ох, и не любите вы свой народ, Александр Иванович! - почти любя Смирнова за эту нелюбовь, восхитился Зверев.

- Я, Витольд Германович, - с нажимом произнес нерусское имя-отчество Смирнов, - не русский народ не люблю, а правителей его пятисотлетних, начиная с психопата Грозного, кончая маразматиком Брежневым, которые приучили мой народ соборно, как любят выражаться холуи, - пииты этого пятисотлетия, проще - стадно - гордиться, раздуваясь от национальной исключительности, а по одиночке ощущать себя ничтожнее и несчастнее любого, кто прибыл из-за кордона и не говорит по-русски.

- Дальнейших, после Брежнева, называть опасаетесь? - Витольд Германович хотел отыграться за "Витольда Германовича".

- После Брежнева, кроме идиотского путча, пока ничего и не было, - не задумываясь, легко отпарировал Смирнов.

Не заметя как, они прошли пруд и вышли к Стасовской гостинице (индийский ресторан, как всегда, ремонтировали, поэтому он был просто не взят в расчет).