– Не знаю, дружище, не знаю, – сказал Ырысту. – Мне она понравилась. Эти все дела – забыть и растереть. Время такое херовое. Надо уметь простить. Многие жили при немцах.
– Шо это такое «при»?! При немцах! – ожесточился Тарас. – Так и говори: под немцами! Понимаешь, под? Во всех смыслах.
– Ты прям точно знаешь? Даже и так. Прости за цинизм, от нее не убудет.
– Я точно не знаю, но есть добрые люди – намекают.
– Забей! На этих добрых людей забей. Забыть и закрыть! Я, как друг твой, говорю. Не мое это собачье дело, но я об этом думал и… Моя там тоже непонятно как вела себя. Узнаю – отметелю. Но один раз. Как ты делаешь, это ежедневно, по капельке, тут с ума можно сойти, причем обоим. А вообще, тебе жить.
– Мне лучше бы было, – Тарас печально посмотрел Ырысту в глаза. Первый раз за весь вечер, чтобы так просто, так честно, в глаза. – Если бы точно знал. Но эти все слухи, косой шепоток за спиной. Невыносимо же! Она говорит – не было. А как проверить?
– Как проверить? Надо поверить, – вставил Ырысту, но Тарас словно не услышал.
– Как проверишь? Найти эту немецкую часть? У них поспрашать. И вот что: лучше бы она работала на фрицев, в комендатуре служила или еще где. Гестаповцам бы доносила на коммунистов, тут я без базара смирился бы. А, что с немцем легла… тяжело.
Ырысту дожевал сухарик, запил водой из полулитровой железной кружки и задорно сказал:
– К слову про Литовченко. Был я тут в плену. Да ты не округляй шары! Не у фрицев. Твои земляки-украинцы пригласили посидеть у них. В погребе.
Бардин рассказывал о своих приключениях, Тарас затаив дыхание слушал. Ырысту был рад отвлечь товарища от нехороших думок. Хилюк даже опечалился гибелью Ефима Лукича и предложил помянуть.
– Всем погибшим за свою землю, – Бардин поднял стакан.
– Сколь так лежит по лесам, по болотам неприкаянных душ? – грустно сказал Тарас. – А братские, прости Боже, могилы! И ни креста над могилкой, ни даже звезды. Неужто и того не заслужили? Политрук тогда говорил, что война не кончилась, пока все не похоронены. До последнего солдата.
– Это Суворов.
– Чего?
– Генералиссимус Суворов так говорил.
– Кавой, мля, Жувожлов?! – воскликнул Тарас изо рта у него выпала картофельная кашица. – Генералиссимусы, пижорашы, полковошсы, мать их! Они похоронят….– Тарас взял с подоконника самокрутку и закурил. – Ты пойди и спроси эти кости разбросанные, шо они хотят. Они тебе и скажут, что и не хороните, и оставьте! И пусть и видят, да только чтоб такое больше не повторилось!! Чтобы последняя война…
Вернулась Алена с бутылкой, о которой предупредила, что надо тару вернуть Литовченкам.