– Вернем, – хмуро сказал Тарас.
– С нами присядь, – предложил Ырысту.
Алена посмотрела на мужа и отказалась:
– Грядки пойду поливать, сушь стоит.
– Я помогу? – предложил Ырысту.
– Сидите, общайтесь.
В дверях Алена обернулась и встретила взгляд Ырысту полный сочувствия и переживания.
– В госпитале был один чудак, – вспомнил Тарас. – Данила Андреевич. Говорит, что война, убитые, раненных сколько, без рук, без ног, фашизм, нацизм и все подобное, нам важно, а на деле – мыши для опытов в стеклянной коробке. И ты думаешь, это самое главное, а на деле наружный лаборант поставит сороковую галочку в сто первой графе. А граф и строчек у него – два тыщи.
– Вот и смотрят на тебя снаружи, с карандашом над столбиком цифр. Простишь ты жену или так и будешь до конца своих дней рычать? – Бардин разлил и выпил. – Или расходитесь. Зачем мучиться, и друг друга мучить?
– Как это расходитесь? – Тарас с трудом поднялся с табуретки, он был уже сильно пьян.
– А так! Прости, прощай, спасибо. А ты хочешь, чтоб вам вместе жить, но она всегда будет виноватая. Удобно устроился! Хи-итрый хохол!
Тарас вышел на улицу. Ырысту успел докурить прежде чем Алена затащила в хату бесчувственного мужа. Бардин помог доволочь Тараса до кровати, а потом невесомо погладил женское плечо и вздохнул: «Ох-хо-хо…».
Ырысту вышел во двор, заглянул в дощатый сортир, но тут же отошел, оправился за домом. В темной воде до краев заполнившей вкопанную в землю бочку отражалось небо с погасшими облаками, напоминая царский пятак лежащий в свежем сене. Ырысту умылся, вытер лицо рукавом.
В это время к нему подошла Алена, вполголоса, но яростно сказала:
– Слушай, как ты там? Ирис! Ты хотел повидаться? Сколько хочешь! Хочешь живи у нас сколько надо! Пейте, вспоминайте! Развеселишь Тараса хоть на минуту, так и хорошо. Хочешь так? Будем рады. Только не надо нас жалеть!! Нам это не надо и хватит. И меня не жалей! Понял? Не смей меня жалеть!!! Я самая счастливая в мире! Не смей меня жалеть!
Ырысту пьяно икнул и неожиданно повалился на колени
– Прости меня! Прости, пожалуйста. – молитвенно произнес он.
– Перепил? – Алена сделала шаг назад.
– Прости за всех… за себя… за то, что немцы, то что здесь, прости. За то, что думал плохо про тебя, прости.
– Дурак! – ласково сказала Алена. – Я тебе на полу постелила, ляж, проспись.
Она ушла, Ырытсу, стоя на коленях, выдернул тонкую травинку, разломал ее на несколько частей, а потом ушел отсыпаться в старую баньку, дверь в которую висела на одной петле, а в темноте предбанника таилась комариная засада.
Утро застало Бардина, пьющим воду из тазика. Мыльный вкус слегка, зато холодная. Ырысту вышел из бани, осмотрел дверь, слетевшую с петли. Разогнал солому в бочке, поплескал на лицо, босыми ногами прошлепал к крыльцу, на котором стояла Алена в платье и тапочках, в руке она держала огромного размера сапоги.