Меня влекло к мастерам пера и кисти. Я считал, что суть человека выражает только творчество, искусство подлинное, – то есть то, что передает оттенки действительных переживаний, честных отношений времени. Там и надо искать цели нашего общественного движения. Не в том, что склонно принимать желаемое за действительное, приподнимание действительности социалистического реализма. Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Возвышающий, ободряющий, утешающий.
Я был наивен, простодушно верил в силу литературы, и до сих пор занятия поэзией кажутся самыми лучшими, самыми нужными минутами жизни. Почему? Верил в очищение мозгов внезапными озарениями, если их гениально подвигнуть? Хотя уже приходят сомнения. Люди хотят жить привычным – им не надо прозрений.
Приятель Юра Ловчев пригласил меня и Гену Чемоданова в Дом литераторов, где он был техническим секретарем, – то самое здание Массолита, бывшее дворянское гнездо подковой, с двориком и фонтаном в центре. Здесь решалась творческая и личная судьба писателей, здесь они вычеркивались из жизни и литературы.
Там создавался новый Союз писателей РСФСР, похожий на нашу, аморфную общественную организацию.
– Сюда приходил Солженицын, я его выгнал, – скороговоркой выстреливал Юра, сопровождая меня в Большой зал ЦДЛ. – Теперь прославлюсь, как гонитель истины.
В большом покатом зале сидели разнообразные люди с внушающими почтение и простецкими физиономиями. Седовласые, одетые как артисты, с бабочками на шее, ощущающие себя избранными, и не озабоченные своей внешностью, и молодые горячие в простых одежках.
Главной темой было отступничество журнала “Октябрь” во главе с Ананьевым и “русофобство” его авторов. Лысоватый поэт и публицист с дряблой кожей лица и узкими глазами, выступивший первым, обозвал “Прогулки с Пушкиным” Синявского, напечатанные в журнале, русофобией и надругательством над Пушкиным.
– Совершенно ясно, – кричал он, – это хулиганство, причем не мелкое, а крупное!
Осуждали «отступников-русофобов» до истерики. Красивая поэтесса, но с намечающимися брылями на лице, защищала национальные ценности, под бурные аплодисменты зала с пафосом продекламировала, обращаясь к сидящей кучно редакции «Октября»:
– И вы не смоете всей вашей черной кровью поэта праведную кровь!
Знакомый массивный бородач в роговых очках, критик-соцреалист и член Президиума правления Союза писателей СССР, подвел даже теоретическую базу:
– Существуют – и об этом надо смело сказать и прямо – существуют две культуры! Покопаемся – найдем три культуры, так сказать… Мы должны смело и прямо посмотреть друг другу в глаза и сказать, что имеем две культуры, в частности, так сказать, – культуры национальные и культуры наднациональные. Почему мы должны идти на поводу у людей, которые не признают нашу культуру?