– Да, красота есть добро, – оживленно заговорили за столами. – Это единство в Европе давно разрушено, а у нас сохранилось доныне.
Гена продолжал в том же духе:
– Итак, в культурно-исторической драме сейчас два принципа: самостоятельной свободной личности – судьи истины и красоты (оборотная сторона – поиски через архаику, миф, «коллективного бессознательного – Хайдеггер, Юнг). С другой стороны, принцип «соборного» отношения к истине, не как личной собственности, а как к началу, которая больше владеет тобой (начало в античности и средних веках). Абсолютизация субъекта идет от обожествления человека (Возрождение) через абсолютизацию его Разума (Просвещение) к выделению в псевдосамостоятельную силу каждой его телесной и душевной способности (Авангард).
И заключил:
– Россия не испытала в полной мере влияния Возрождения, Реформации и Просвещения. Потому сумела сохранить содержательное начало культуры, общенародный и даже общечеловеческий характер своей духовной жизни (Достоевский). Ценность личности предполагает сверхличные ценности.
Одобрительно зааплодировали.
– Так! Русская литература, с ее чувственной передачей фактуры бытия, идеей жертвенности и искупления, видит задачу обретения духовной истины.
Гена открывался мне по-новому. Это то, что я хотел в нашем общественном движении, но в нем оказалась странная коллективизация индивидуальностей, все тонуло в негодующих спорах. Какое тут может быть единение? Ох, что-то неладно с моей организацией! Как собрать единомышленников, без кого невозможно работать? Но я верил, что могу собрать соратников, пусть немногих, способных конкретно отвечать за дело.
Поэт Коля Кутьков, полупьяный и вдохновенный, в пиджаке и с широким вывернутым галстуком, размахивая руками и мешая нам, возгласил:
– Великих поэтов двадцатого века рождали не столько грандиозные события, сколько предощущение великих Прощаний и неотвратимых Утрат.
И перечислил Блока и Бунина с дворянской культурой. Есенина и Клюева с их крестьянской общиной и миропорядком, крепких вольных хозяев Твардовского и Павла Васильева. Погибших фронтовых поэтов-сверстников, поколение 50-х и 60-х с благородным пафосом комиссаров чистой революции, отчего их поддерживало государство. И поэтов неуютных 80-х, ностальгирующих по старым тепличным условиям, любви и лиризму.
– Это начало главного феномена лирики – высказывание от первого лица, а не от класса, державы или лояльного лирического героя. 90-е годы будут под знаком личностной медиативной лирики, осмысляющей опыт, вечные вопросы на границе тысячелетий. Поиск идеалов, цинизм и безверие исчерпывают себя.