У народа, думал я, ни в одной сказке не найдешь ничего хорошего о судопроизводстве, только страх перед судом. Как обычно, профессора Совета сняли с себя участие в грязи судебных разбирательств, и мне пришлось стать ответчиком самому.
Подошла моя очередь. В зале суда увидел согнувшегося доктора Черкинского. И началось что-то отвратительное душе. Строгая судья дала слово обвинителю, и на меня обрушилась вся злоба бывшего зама. Черкинский обвинил меня во всех смертных грехах – потере денег из-за неумелого руководства, остатки которых тот спас, переведя на свой частный счет; в беспримерной наглости моей и пособников, обвиняющих честного человека с целью завладеть известной организацией.
Судья окриками пыталась ввести его в рамки закона. Тот, обезумевший, обозвал меня мошенником. И я, не умея выставить щит достоинства, погряз в кошмаре злобы, забыл о мире, таком широком, в вечной новизне.
Черкинский обвинил ответчика – Совет Движения в голословности обвинений против него, а ошалевший от нелепых нападок бывшего зама я не смог представить достаточно обоснований.
Главное у судей – стремление спрятаться за имеющимися документами. Нежелание брать на себя ответственность. Видимо, их решения кажутся им объективными и мудрыми, это перенос чувства безопасной безответственности на объективность. Потому и регулярные отказы отменять принятые ими решения.
Районный суд оставил дело для дальнейшего уточнения обоснований на Совете Движения.
Шел к метро, закурив (а ведь бросил!), и было отвращение к жизни.
Я всегда боролся с «внешним» обыденным взглядом на мир, старался удержаться на высоте печали трагической судьбы. Но снова сорвался в проклятое «внешнее», глядящее на меня слепыми глазами.
Вчера встречался с парторгом НИИ, где Черкинский работал раньше. Там рассказали его биографию. Как он стоял у американского посольства с плакатом, что из-за «пятого пункта» его не берут на работу, равную его степени доктора химических наук.
Тогда командная система вовсю развивала «директорские кооперативы», сидящие на средствах государственных предприятий, и делила барыши. Черкинский воспользовался этим, но уже как частное лицо. Тайно организовал в институте кооператив, где прокручивал какие-то деньги, пользуясь связями и средствами института. Оказывается, и до прихода в наше Движение у него был свой личный кооператив, и он использовал уже средства исполкома. Какое хитроумие настоящего таланта предпринимателя!