Кадровик и секретарь партбюро Злобин, громыхая дверцами металлического несгораемого шкафа, добродушно приговаривал:
– У Венюши слишком юное лицо, хотя окончил институт. На нем ничего плохого не отражается.
Он тоже опекает меня.
– Я его тяну. Старики говорят, молод еще, мало работает. Ишь, за него тут, а он бездельник. Ленив ты, Веня, ох, ленив! Я говорю шефу – первый пункт у нас тут Венюша не выполняет: «Никогда не опаздывай, когда приглашают!» Остальное всегда выполняет, особенно когда выпить приглашают. И не читай за столом… Эх, ты, это же для тебя лучше – за границу легче поехать. Если бы ты был экспертом по качеству, хоть завтра бы тебя оформил…
– Я знаю больше, чем вы думаете, – подыгрывая, ворчал я. – Премии-то мне вы, вы не дали. За то, что не веду общественную работу. А у меня большая нагрузка, я главный редактор стенгазеты.
– Мм… Да ты… в рабочее время ее выполняешь.
– Как все.
– Вот-вот. Да еще личными делами занимаешься. Кстати, будешь моим заместителем по комсомолу?
Я думал: да, в раба превратит. К такому – лучше подальше, затыркает.
Напротив меня – с горделиво поднятой головой насмешливая Лариса, схватив руками плечи:
– Я страшная трусиха! Кошмары снятся. Хотя в детстве не хотела быть девчонкой, до 15 лет стриглась наголо. Мне подруги доверяют все тайны, я такая – не выдам.
– Брось, – робко говорил я. – Тебя самую боятся.
Вначале она мне нравилась. Но та вглядывалась в меня.
– В тебе, между прочим, есть что-то лисье, в нижней половине лица. А выше – хорошее лицо.
– Неправда, – засмеялась Прохоровна. – У него и моего сына затылки одинаковые, виноватые.
Лариса разоблачала меня:
– Раньше ты казался интереснее, но уважения было меньше. Почему? Натянут, напряжен с людьми. Ну, поговоришь с тобой, ты мне любопытен, узнать человека хотелось. А отойдешь, и с облегчением. Я равнодушна к тебе, нет желания видеться. Впрочем, не люблю, когда привыкаю к людям. Чувствую себя хорошо, сама собой, когда люди новые.
Мы были разной крови – она презирала меня, якобы, за мой похотливый взгляд на нее, и я оскорбленно презирал ее, не знаю за что. Она не понимала, почему я так неуклюже, что ли, разговариваю. "Мой Борис толково говорит, и очень округленно, плавно".
Сидящая сзади меня Лида, подруга Ирины, затаившейся за столом у двери, при первой встрече год назад показалась мне злой. "Ты, наверно, порядочный". Я подтвердил. "Все вы, мужья… Трудно с вами женщине. Такая природа, что ли?» «Мы разные» – сказал я. «Да, конечно, мы разные".
Она, еще привлекательная, с интеллигентной внешностью, закрывая шарфом шею вполголоса передавала мне сокровенное, когда никого не было рядом (я был ее доверенным лицом):