– Еще раз скажи, непонятно. А почему же мама не сидит около меня?
– Не задавай глупые вопросы. Работает.
– А ты? В отпуске? А я тоже в отпуске, да? В садике не сижу? Очень глупо. Я уже в школе учусь.
Лежит в своем углу и возит пяткой по проолифленной стене. Стало жалко ее, одну в полутьме, на отшибе, и больно почувствовал, ведь, она моя доченька. Стал целовать в гладкую щечку, укладывая в кроватку.
Вышел еще раз в сад ночью, чтобы до конца ощутить одиночество, нюхал маттиолы.
Тьма в саду. В глазах вспыхивают пятна. Над черными изломами яблонь – звезды. Яркое пятно света на листве, такое яркое, что и не разобрать листвы. Что-то зашумело в кустах – мгновенно стянулась кожа головы, и отлило от кожи вглубь тела. Фу, ты, черт, стой, и не улепетывай за дверь! Даже если черная тень покажется. Сам испугался, как в сказке Света.
В постели читал записки Межелайтиса в "Знамени", о человеке "хозяине" над природой. Чепуха. Хозяин красоты – это бессмыслица.
____
Плохая ночь прошла, и мы покатили на велосипеде "Волшебнике" за околицу, который нес нас бережно, как на ладонях. До поезда мамы было еще много времени.
Света сидела впереди между моими руками, на подушечке соструганного мной надежного деревянного стульчика. Дорога к маме присыпана пылью, так, что не знаешь, проедет ли колесо или погрузимся по вилку. С обочин – полегшая усатая пшеница, седая от пыли, уже зажелтевшее поле.
– Хорошо тебе? – машинально спрашиваю сидящую впереди дочку, неудовлетворенно оглядывая поля, и тихий лес вдали. – Попа не устала, не больно?
Справа щедро клубятся яблони в саду. Света оживляется, поднимается и трясет "Волшебника".
Въехали в раскрытую, как сказочная распахнутая тетка, деревеньку, где раскрыты двери, и домашняя суета. По улице лениво бредут добрые мычащие коровы
Светка поражала меня своей логикой:
– А как же корова ходит, когда от нее отрезают кусок и продают мясо? У нее опять отрастает все?
– Она потом не может жить.
– Как же это?
Это убеждение в бессмертии – недавно рожденного существа, еще не чувствующего времени и невообразимой дали конца.
Быстренько и опасливо минуем недовольно клохчущих кур у плетня. Света затрясла "Волшебник".
– Не хочу наших кур есть – они ходят по земле. А импортные, да, бройлерные, – в клетках, над землей, и не знают, что они куры. Их не жалко есть.
Выехали на шоссе, оставив отрастивших мяса коров и несъедобных кур, и покатили к кладбищу – в тихой рощице средь полей у деревни. Там тихо шелестела от ветра листва нетронутых деревьев, словно мертвые тихо шепчутся о вечном. Другой мир, тихо живущий в самом себе. Ходили среди могил с горестно покосившимися крестами и новенькими обелисками со звездой наверху.