Ложь грешников (Малком) - страница 91

Прошлой ночью я на собственном опыте убедилась в силе этих рук. Знала, что они способны как на удовольствие, так и на боль, способны смешивать это вместе, заставляя задуматься, что есть что.

Его кожа была более глубокого оттенка, чем моя, без каких-либо татуировок. Но небольшие шрамы покрывали его предплечья, все разной формы. Некоторые продолжались до торса. Он был воплощением боли. Все его тело рассказывало историю о том, как он стал таким человеком. Эти шрамы ранили не только его кожу, они проникли в его суть, изуродовали его, украли способность проявлять эмоции, сострадание. Моим глазам больно было даже смотреть, особенно когда у человека не было возможности спрятать их глубоко внутри, под слоями кожи и тканей.

Кроме того, Джей только что произнес наизусть слова моего любимого стихотворения. Он был весь в поту после занятий в спортзале. И он смотрел на меня таким взглядом.

— Сними халат, — потребовал он.

Мои руки были на поясе до того, как он начал говорить, и халат упал на пол уже задолго до того, как он закончил фразу.

В конце концов, я все-таки приняла душ.

В конце концов.

После трех оргазмов. После того, как Джей приказал мне сесть на диван и раздвинуть ноги, пока он стоял на коленях передо мной и пировал. В конце концов, мы оказались на полу, извиваясь, оба обнаженные.

Но я не принимала душ в одиночестве. Хоть там мы не занимались сексом. Это было бы очень эротично. Более лично. Мы мыли друг друга после всего, что только что сделали. Каждое слово, которое произносил Джей, было холодным, без эмоций. Но его жесты говорили совершенно о другом. То, как его руки скользили по бокам моего тела, намыливая мою кожу. Медленно. Нежно. То, как его пальцы втирали шампунь в мои волосы. То, как он спал, обнимая меня. То, как он произнес лучшую строчку моего любимого стихотворения бархатным голосом и огненными глазами.

Джей не позволил мне вымыть его. Он взял мочалку из моих рук, когда я попыталась это сделать, его хватка была твердой, глаза потемнели. Я хотела хоть как-то погладить его тело, подарить чуточку нежности, которую он явно никогда не получал.

Но это, похоже, было для него жестким пределом. Он не воспринимал никакой вид нежности. Только те прикосновения, которые инициированы им.

Хотя мне не удалось прикоснуться к нему, я все же смогла посмотреть, как он моется. Провел мочалкой по выпуклостям напряженного тела. Каждая мышца острая, четкая, испещренная морщинистыми шрамами. Ни один правильно не зажил. Ни один из них, не был аккуратно зашит врачом. Мне до боли хотелось узнать их историю, и это ранило меня больше, чем следовало бы, осознавая, что я никогда не узнаю правды. Поэтому я наблюдала. Наблюдала, как он моет свое тело. И он наблюдал за мной.