Я смотрю на подношение и задыхаюсь от новой волны слез. Мой желудок так скручен от голода, что, кажется, что меч пронзает меня внутри, но я не могу принять ни кусочка еды. Несомненно, он отравлен. Они, наверное, считают себя умными — отравляют девушку, отравившую короля, — но я не буду есть.
— Разве ты не хочешь? — говорит он более решительно.
Я качаю головой и прижимаюсь к заплесневелой стене. Естественно, мой желудок решает заурчать в этот миг, звуки больше подходят корове, чем девушке.
Вздох юноши кажется таким же слабым и измученным, какой ощущаю себя я. Он придвигается ближе, и жар его тела пробуждает дрожь на моей обмороженной коже. Когда его пальцы скользят по моим волосам и развязывают мой кляп, я дрожу от неправильности его прикосновений. Это парализует меня с головы до ног, как будто я проглотила аконит. Проходят долгие болезненные секунды, и когда я, наконец, обретаю контроль, я смотрю сквозь мокрые, слипающиеся ресницы и обнаруживаю, что перед моими губами парит буханка хлеба. Он старый и несвежий, корка отслаивается хрупкими кусочками, но пахнет чесноком и розмарином, и мой пустой желудок рычит от желания.
Я не должна есть это. Я не буду есть это.
Юноша отрывает ломтик и протягивает его, и, проклиная свою слабость, я откусываю его с его пальцев, как будто я паршивая, голодающая дворняга. Он не произносит ни слова, отламывает кусочки размером с укус, подносит их к моим губам и не смотрит на меня. Когда я поднимаю взгляд, он осматривает пол, лужи, стены. Что-нибудь еще.
Слишком скоро хлеб кончается, юноша смахивает крошки с пальцев и встает. Мои внутренности все еще пульсируют от пустоты, и я испытываю искушение подползти вперед, как змея, и слизнуть каждую крошку. Но я сжимаю кулаки и остаюсь в углу. Он не увидит моего отчаяния.
— Ты спасла жизнь моему другу. Я отвечаю добром за это, — сухо говорит он. — Если будешь сотрудничать, думаю, мы сможем и дальше помогать друг другу. Есть и другие, нуждающиеся в исцелении. Спаси их, и, возможно, мы сможем договориться о твоей свободе.
Я решила не говорить, но его предложение настолько нелепо, что я не могу удержаться от смеха.
— Договориться о моей свободе? Думаешь, я настолько глупая? Я исцелила твоего ужасного друга, и посмотри, к чему это меня привело? Я никого больше не буду лечить.
Юноша скрипит зубами, его голос становится ниже:
— Тщательно обдумай свои действия. Если не сделаешь этого, у нас не будет причин пощадить тебя.
Я пожимаю плечами, как будто моя собственная жизнь не имеет большого значения, но, по правде говоря, я так напугана, мои руки дрожат за спиной. Я не хочу умирать, но я не хочу и возвращаться к своей прежней жизни — обратно к матушке и Обществу, чтобы раздавать яд и смерть. Так что же мне остается?