Я падаю на пол у одного окна, вытягиваю ноги перед собой. Мирабель подходит к другому окну и смотрит в щель между досок.
Минуты идут медленно. Я смотрю, как розовые и оранжевые лучи восхода пересекают холм, озаряя соломенные крыши. Постепенно улицы заполняются телегами, экипажами и людьми, покупающими хлеб и сыр. В какой-то момент мне кажется, что я вижу человека в длинном черном пальто, идущего к магазину, и вскакиваю на ноги. Но потом я вспоминаю, что Дегре больше не носит свою форму, и опускаюсь.
Мирабель игнорирует меня с твердой решимостью, и я пытаюсь сделать то же самое, но мои мятежные глаза продолжают метаться к ней, блуждать по ее сжатой челюсти и скользить по ее длинной тонкой шее. Даже в грязном рваном платье и со спутанными волосами она одна из самых потрясающих девушек, которых я когда-либо видел.
«И тебе не стоит думать о ней так».
Но она говорит, что не была связана с нападением…
«Конечно, она так говорит».
Она смотрит на меня из-под темных ресниц.
— Что?
Мои щеки пылают. Я не собираюсь говорить ей, что восхищаюсь россыпью веснушек на ее носу, поэтому сразу перехожу ко второй части:
— Как ты могла не знать о нападении на Версаль?
— Я не входила в ближайшее окружение моей матери. Я понятия не имела, что она планировала отравить Короля-Солнца, штурмовать дворец или захватить Париж. Ничего подобного. Я была в таком же ужасе, как и ты.
— Я очень в этом сомневаюсь, — я вздрагиваю при воспоминании о крови, капающей из моих рук, о стене хищного пламени, о Ризенде, падающей на землю. Кошмары все еще преследуют меня.
— Я была достаточно напугана, чтобы бросить ей вызов, — говорит она своим рукам. — Отвернуться от семьи, Общества и всего, ради чего я работала всю жизнь.
«Ого, какая жертва. Как это, должно быть, ужасно — повернуться спиной к ведьме, крадущей трон…» — такой ответ сразу приходит на ум, но она выглядит такой несчастной, сидя там, обвив тощими руками колени, поэтому вместо этого я говорю:
— Ты не должна себя так чувствовать.
С ее губ срывается презрительный смех, и она смотрит на меня, приподняв бровь.
— Откуда ты можешь знать, что я чувствую, принц?
— Что ж, твоя мать оставила тебя умирать в руках своих врагов, и теперь ты в бегах без плана и защиты. Так что я могу представить, что ты чувствуешь себя брошенной, преданной, одинокой, обиженной. Продолжать? — она напрягается, но я не даю ей возразить и быстро добавляю. — Я ощутил такое, будучи нежеланным бастардом короля.
Она прикусывает губу и молчит так долго, что я думаю, что разговор окончен. Но затем она мягко говорит: