Но море — Черное ли. Красное ли, Средиземное или Мраморное — было чертовски далеко. А они с драгоценным В. А, по-прежнему были словно законсервированы в четырех стенах душной, прожаренной июльским солнцем квартиры в доме на Фрунзенской набережной. Квартиры, где им обоим был знаком и успел надоесть каждый уголок, каждая пылинка.
Итак, в четверг перед той самой пятницей, с которой все и началось, Кравченко вернулся домой, как было уже сказано, поздно. От него пахло бензином и алкоголем. С некоторых пор, сдав напарнику дежурство, он привык вот так «расслабляться». Большое начинается с малого, с «пары капель на дне стакана», Катя знала это преотлично. Но что было делать с Вадькой? «Лупить как Сидорову козу», — решительно предложил в ответ на ее осторожную жалобу Мещерский. Однажды Катя попробовала, узрев, в каком виде драгоценный В. А, сел за руль и еще ухитрился не загреметь по дороге в аварию. Попробовала и… только руки себе отбила. У Кравченко пресс что щит непробиваемый. С таким же успехом можно стучать кулаками в кирпичную стенку. "Эх, щетку надо было взять, — сожалела Катя наутро, — и возьму — учти!
А лучше — сковородку!" — «Только убей меня сразу, — просил драгоценный В. А., — с первого удара, чтобы не мучился».
Кравченко бросил ключи от машины на зеркало в прихожей. Сел на ящик для обуви. Катя стояла в дверях.
— Ну и? — спросил драгоценный В. А., как ей показалось, даже с вызовом.
— Как хорошо; что ты так быстро приехал! Я тебя так ждала.
Кравченко приподнял брови: ба, что-то новенькое. Какой кроткий лисий тон. Искорки неподдельного счастья в глазах… Жена, подруга жизни… И это вместо ожидаемых капризных упреков?
— Все без изменения? — елейно осведомилась Катя.
— Угу.
— Тоска на работе?
— Угу.
— Значит, завтра у тебя выходной? Ничего не меняется?
— Не меняется. Ничего.
— Вот и славненько! А то я думала, что, если ты завтра со мной не поедешь, если будешь занят, я просто концы там отдам со страха!
— Где?
Катя перевела дух. Так, полдела сделано. Это потруднее задачка, чем уязвить «драгоценного» в его непробиваемый пресс чемпиона. Раздраженно-брюзгливый вопрос со слабыми проблесками интереса — это все же лучше, чем его добродушная отупелость.
— На Мячниковском кладбище, — выпалила Катя. — Я одна туда ехать боюсь!
Кравченко только глянул на нее странно-странно и поплелся в душ. Потом на кухне за ужином и в лоджии, куда они вышли (Катя — глотнуть вечернего воздуха, Кравченко — сигаретного дыма), а потом еще позже в полумраке задернутых штор она все еще ощущала на себе тот его взгляд. Словно он все еще сидел на ящике для обуви, смотря чуть искоса, чуть насмешливо и снисходительно. Как взрослые смотрят на детей. Все понимая. Все, что шито белыми нитками…