Юрист тоже шахматистом был. Часто в выходные в доме Денисовых бывал, были они на «ты» с хозяином. Поэтому Белла с ним разговаривала без опаски, зная, что семье воспитанницы он друг. И именно поэтому, когда на четвёртом месяце её службы в этом доме однажды ночью во двор въехали две машины, и в них стали выносить и грузить чемоданы, а командовала людьми Людмила Кирилловна, Белла благоразумно не вышла из своей комнаты и не включила свет, а позвонила Григорию Семёновичу.
– Сука, – отреагировал он спросонья. – Воспользовалась тем, что Макс в отъезде, и смывается к этому альфонсу. При муже неудобно было бы барахло своё забрать, вот и торопится. Вы не выходите из комнаты, пусть подавится этими тряпками, Максу-то они зачем.
– А Наташу она не заберёт?
– Об этом я как-то не подумал. Выезжаю!
Белла накинула халат и побежала в Наташину спальню. Мать к ней не заглянула, уехала вскоре. Минут через сорок приехал Григорий Семёнович:
– Поживу у вас, пока Максим Ильич вернётся. Есть спальня свободная?
– Устрою вас в этом крыле, к нам поближе, что-то мне не по себе.
Денисов вернулся из деловой поездки с почерневшим лицом. Только Наташин бурный восторг при встрече немного оживил его. Краем уха Белла слышала часть разговора с юристом, когда уговаривала Наташу пойти погулять, оставив отца в покое: «По контракту она не имеет права ни на что». «Но Наташа!» «Отобьём! Она не может претендовать на ребёнка, у неё жильё скромное, работы нет». «Но…» «Да. А ведь Инна Леонидовна предупреждала. Но на шантаж поддаваться нельзя, иначе он никогда не кончится».
Не сказать, что эта история стала сенсацией. Чего-чего, а разводы в наше время вполне обыденны хоть среди бюджетников, хоть среди богатеев. Велись переговоры, хотя о чём бы, спрашивается? Если дочь Людмила Кирилловна сама оставила в доме мужа, если подписан восемь лет назад брачный договор, так решайте всё в суде! Но было что-то в этой семье, может быть, жена какие-то тайны мужа могла продать?
Максим Ильич попросил Беллу временно отказаться от выходов с ребёнком за пределы усадьбы. Она отмахнулась:
– Да я и в одиночку пока выходить не буду. Какие-то пройдохи у ворот крутятся, с вопросами пристают. Оно мне надо, чтобы какую-нибудь сплетню сплели, опубликовали и на меня сослались?
Как-то утром она спустилась в кухню на завтрак и увидела, как кухарка суетливо запихивает газеты в ящик стола.
– Ладно уж, дайте и мне почитать!
– Ох Белла, глянь, что пишут. Ведь это срамота какая!
От прочитанного её затошнило. Написано было явно не со слов Людмилы Кирилловны, она и слов-то таких не знала. Стенания от тоски из-за разлуки с дочерью, бескорыстие, любовь к новому избраннику («я впервые узнала, что такое любовь, не страсть, нет, но нежность и единение душ»), невозможность жить дальше с этим жёстким, если не сказать жестоким человеком («не буду рассказывать всего, спросите любого его подчинённого о стиле общения в холдинге, его за глаза зовут Змеем Горынычем»), а к дочери… нет, он к дочери совсем иначе относится, это его единственная любовь. И так последнее высказывание выглядело, что стало понятно, каким будет следующий намёк. Сука!