Товарки переглядывались, пожимали плечами, и, отворачиваясь, глумливо хмыкали в кулаки.
И только одна из них, та что третий раз пришла в роддом, чтобы оставить очередной приплод на попечение государству, не стесняясь, выдала.
– Нелькой твоя бл*дь будет! Страшная такая, – бабища передёрнулась, скривилась, – брось ты еë здесь. Ничего тебе за это не будет. Вона, она и титьку твою выплёвывает, оторва. Брось, пока не поздно.
Но Мария не слушала дуру, и молча любовалась своей Нелли.
Нелька, и правда, уродилась неказистой. Тощей, длинной, желтушно-коричневой кожи. И, вдобавок, под гривой длинных, до плеч, волос, торчали два лопуха огромных ушей. А губы у Нельки были пухлые, толстые, рот был по-лягушачьи растянут от уха до уха. Глазки-пуговки спрятались за переносицей большого, на пол лица, картофельного носа.
И, всë равно, краше Нелли для Марии никого не было.
Молоко, на которое надеялась Мария, не захотело приходить в еë опавшую грудь. И Нелька получала свою пайку на молочной кухне, как "исскуственничек".
Вот и все изменения, что случились с Марией.
В еë жизнь пришла Нелька, а всë остальное – пьянки-гулянки, мужики, ненавистная работа… всë осталось при ней.
Правда, с годами, мужики были всë реже и реже.
Они приходили к Марии выпить и поспать, а колени свои перестали ей предлагать, масляно обмазывая глазёнками переросшую Нельку.
Да, именно переросшую.
К своим пятнадцати годам Нелька вымахала в тощую нескладную жердину под метр восемьдесят ростом.
И была такая вся, как деревянная кукла на шарнирах. Худющие руки и ноги еë утолщались в локтях и коленях, плечи и ключицы выпирали дуговыми костьми, а голова болталась на тонкой шее вечно неприбранным шаром.
Волосы Нельки длинными соплями свисали вдоль лопухов-ушей, нос изросся и стал курносым, чуть ли не ноздрями в небо, а глаза, маленькие и безбровые, так и ошивались возле переносицы.
Но губы…
Полные, сочные, мягкие, вечно вытянутые в улыбку еë лягушачьего рта, освещали это недоразумение таким светом… необыкновенным.
Всем казалось, что Нелька безмерно счастлива видеть именно вас. И люди, непроизвольно, улыбались Нельке в ответ, чисто и по-детски.
Эти Нелькины губы тянули к себе всех – собак, кошек, бабулек у подъездов, мальчишек, шелуху от семечек, сигареты без фильтра, пиво из полиэтиленовых пакетов…
Сидя на скамейке, Нелька задирала высоко свои ходулястые ноги, и хохотала без продыху над глупостями, изрыгаемыми прыщавыми ухажёрами.
Ей был приятен этот светлый мир, в котором, изредка, проносились по еë ребристому телу потные ладони дурачков. Но это было так, как щекотка, или игра.