Лето сунуло свой нос в разрез пыльных штор. Нелька проснулась, и зачем-то надела "те самые" синие джинсы.
Длинные ноги повели еë не на работу, а на вокзал, на который она перестала давным-давно бегать, обозлившись на него за разлуку.
Нелька сонно плелась по ранне-утреннему перрону, и остановилась, как вкопанная.
Он!
Это был он! Дурманящий, сладкий, зовущий запах прожаренных в масле вокзальных пирогов.
Нелька накупила их целый пакет и пошла к ларьку "Союзпечати". Но цыганок там не было, и она поднесла к лицу ладонь правой руки, потому, что в левой у не были пироги.
Есть! Вот они – бугры. Нелька положила пирожки на траву. И уставилась на свою левую ладошку.
– Девка будет! – Сама себе гаркнула Нелька, и глупо захихикала.
Мария сидела у кухонного окна и смотрела во двор. Артрит, потихоньку, начинал скручивать еë руки и ноги, превращая молодую ещё женщину в измождённую корягу.
Она тихо любовалась кружевами берёзовых листьев, отбрасывающих тени на песочницу.
На бортике пустой песочницы сидела Нелька и обжиралась вокзальными пирогами.
Мария отвернулась от окна. Пробормотала себе под нос.
– Шкаф надо поперёк поставить, угол выгородить.
И всë.
Олька уродилась точной копией Нельки. Такая же тощая, длинная, губастая.
Олька по ночам спала тихо-тихо, без всхлипов. Казалось, что в тëмном углу за шкафом совсем пусто. Но нет. Там был маленький беззвучный мир белобрысой Ольки.
В большой комнате разгуляй катал по коленям Нельку, а в маленькой, спустя три года, за шкаф к Олька принесло роддомовский красно ленточный свёрток со Светкой.
Светка волосами своими была темнее ночи, но во всем остальном, она была похожа на мать и старшую сестру.
Вечерами полюбила Нелька ходить по окрестным улицам и предрекать беременным бабам пол их будущего ребёнка. И за десять лет ни разу не ошиблась.
Каким-то нижним чутьём она выискивала на ладошках эти "девичьи бугры", и сообщала: – Девка будет!
Ну, а если молчала Нелька, то пацана надо ждать. Вот так.
Как-то шла себе Нелька по привокзальной улице, и за спиной услыхала глубокий вздох.
– Аххх!
Она резко обернулась, но никого не увидела.
Сбоку от неё зашелестели кусты, и с пучком синеглазой сирени в руках к ней вынесло парня.
Он был не здешний. За спиной у него болтался тощий линялый рюкзак, а на голове болталась кепка-малокозырка.
Был он крайне смугл. Кустистые брови скрывали два черных буравчика злых глаз. Но вся фигура его, несмотря на угрюмость, была в вечном расхлябанном движении.
Будто, кто-то вывинтил у него в теле пару несущих болтов. И от этого образовалась у парня вихлястость, дëрганость, беспокойность, перекатистость.