Он пробежал вокруг Нельки пару неровных кругов, прежде чем разинул рот, и выплюнул пару слов.
– Ах, королева! – Неожиданно-сладким масляным елеем голоса мазнуло по Нелькиным ушам. – Это хорошо, с-ки, меня ссадили в вашем городке. Такой тёлочки клëвой я отродясь не видал.
Парень подобрался к Нельке поближе, и уткнулся козырьком в еë острое плечо.
– Давайте, мамзель, пройдёмся с вами до буфета, – он уютно юркнул своей рукой под Нелькин локоть, – побеседуем там о ваших прелестях. Ах!
Его звали Евгений. Но об этом знала только Нелька.
А по окрестностям он прошумел как Сивый.
Сивого мотало по городам СССР, где он воровал, хулиганил, и…
Зацепить его за преступления милиция никак не могла, потому, что выкручивался, высачивался расхлябанно-развинченный Сивый у них из-под носа, и исчезал в поездах-попутках.
А тут, как приклеило его к Нельке.
Очень он любил прогуливаться с ней по улицам города. И, непременно, держал еë под руку, болтаясь своей малокозырочкой возле Нелькиного плеча.
Чем Сивый жил никто не знал, а чем промышлял – знали все, но помалкивали.
Через девять месяцев за шкаф к Ольке и Светке принесло третий по счёт у роддомовский свёрток с красной ленточкой.
Но девочка, что была запакована в него была уже копией Сивого. Вот только кепку надеть оставалось – вылитый папаша.
Девчонки, которые люто ненавидели еë отца, почему-то, с огромной нежностью любили эту Катьку.
Они нянчились с ней наперебой, играли, гуляли, кормили, мыли.
В отличии от Ольки со Светкой – Сонька уродилась громкой, злобной, дерущейся. И, чего уж греха таить, без парочки важных извилин в голове.
Все во дворе шарахались от больного и несдержанного ребёнка, а сестры еë боготворили.
Умильно вытирали платочками слюнявый рот, сморкали еë пузырястый сопливый нос, меняли загаженное исподнее.
И глупо хихикали, укорачиваясь от Надькиных больных тумаков.
Так и стоит у меня перед глазами эта картинка.
По вечерней нашей улице, на закат, топает каланча Нелька, на локте у не болтается, вихляется Сивый, а за ними вышагивают журавлиными ногами две жердины – Олька белая, да Светка чëрная, и промеж них качается, извивается в очередном капризе перепачканная Сонька.
Олька и Светка блаженно лыбятся своими лягушачьими ртами. А Солнышко нежно-розовым подсвечивает им растопыренные уши.
Что-то очень важное выскользнуло промеж хмельных-туманных Нелькиных дней.
Ну, вот, как осень настаёт…
Вроде бы – было лето. Жарило нам макушки и коленки, припекало и дразнило. Радостно расцвечивало дни улыбками счастливых Ольки и Светки.
А тут… Будто подбили Солнышку один глаз.