– …Значит, тебе больше нечего сказать по данному поводу, я правильно понял ход твоих показательных бездействий?
Ну, зачем, чёрт возьми? Зачем меня выдёргивать из только что облюбованного домика? Я же так удобно в нём устроился, незаметно для всех просочился в скрытый лаз невидимого для всех «кармана» в окружающем нас пространстве, запустив в голове куда интересное и безумно увлекательное кино…
– Прости? Ты что-то хотел услышать от меня конкретное или, как обычно, решил штырнуть и меня за компанию?
А заодно перетянуть моё внимание к своей царственной персоне.
Увы, с Вацлавом Марешем всегда так. То всем своим видом демонстрирует, насколько окружающие его люди (в том числе и двое его единственных сына) не достойны и ногтя мизинца на его левой ноге, то вдруг вспоминает о существовании прямых наследников своей великой издательской империи, когда первое тебя устраивало на протяжении последних сорока с лишним лет даже более чем.
Что ж, в какой-то мере у него это получилось. Я поднял на отца достаточно осмысленный взгляд, придав своему чуть отуплённому лицу серьёзной сосредоточенности и «искренней» готовности внять любым наставляющим на путь истинным словам родителя.
И, само собой, встретился с вечной мерзлотой глубокой синевы глаз Мареша старшего, от которой каждый раз и до сих пор пробирало до самых поджилок, сколько бы ты до этого морально не готовился и как бы не убеждал себя, что в этот раз ничего подобного тебя не достанет. Осечка. Достало, ещё и как.
– Как-никак, Влад, но ты старший брат и обязан страховать младшего не только в издательстве. Не могу же я лично контролировать все ваши поползновения по городу все двадцать четыре часа в сутки, находясь при этом где-нибудь в Торонто или Канберре?
Со всей ответственностью заявляю, что семейная резиденция Марешей, занимавшая весь пентхаус в одной из старейших высоток столицы в самом элитнейшем районе города, являлась бессменным лидером моего личного шорт-листа самых ненавистных мне мест на Земле. И, да, я появлялся здесь крайне редко. Настолько редко, насколько мне позволяла моя высокохудожественная словесная изворотливость.
К сожалению, но сегодня мне не удалось продемонстрировать на безотказное приглашение отца всю присущую моей скользкой натуре змеиную гибкость. И теперь я вынужденно протирал своим задом винтажное кресло-честер с шоколадно-охристой обивкой в домашнем кабинете-библиотеке отца, стоявшего в эти минуты в эффектной позе напротив меня и брата у большого жертвенного алтаря, именуемого в простонародье двухтумбовым письменным столом. Разделяло нас всего каких-то три ярда с немаленькой частью дизайнерского ковра с длинным тёмно-бордовым ворсом. Карл, к слову находился, в отличие от меня, в инвалидном кресле, оснащённом сверхмощным двигателем и панелью управления с самой последней версией искусственного интеллекта.