— Я никогда больше не попытаюсь сбежать от тебя… Сделаю все, что угодно. Все, что скажешь. Только не трогай его, умоляю. — задыхаясь, шептала я с каждым словом теряя силы и веру в будущее.
Когда рука Богдана с пистолетом опустилась, я шумно выдохнула и зарыдала, перекрывая всхлипы ладошкой. Глеба вывели из ванной комнаты.
— Вставай. — приказал муж, хватая меня за локоть и направляя к выходу.
Он привел меня в спальню. Оглядел гневным взглядом спальню, и расправленную кровать, представив, как весело было ночью его жене, подобрал мою одежду и небрежно кинул ее в ноги.
— Переодевайся.
Я застыла, переводя дух и соображая, что же будет дальше. Моя заминка взбесила Богдана.
— Я сказал, переодевайся! У тебя две минуты. Не успеешь, значит, пойдешь голая, пусть все увидят, во что превратилась моя жена… — рявкнул он, и я зашевелилась.
Скинув мокрый халат, я превратилась в ощипанного гуся с пупырышками по всей коже. Дрожа и стуча зубами, я натягивала нижнее белье — Богдан следил за каждым моим действием, не упуская возможности словесно унизить меня, называя дрянью и кидая вопросы, хорошо ли трахнул меня Глеб. Я заставила себя заткнуться и отключить слух в тот момент — лишь неконтролируемые всхлипы исходили из меня.
Когда я оделась, мы с Богданом направились к выходу. Муж остановился, чтоб дать дальнейшие указания охране.
— Мы уехали. Этот обработайте, как очнется и ко мне. — кивнул он на Глеба и с презрением добавил. — Сукин сын…
Если бы Богдан хотел его прикончить, он бы сделал это сразу… Сейчас Глеб жив, находясь в мнимой безопасности — и это самое главное. Я не хочу, чтобы он пострадал из-за меня. Глеб достоин лучшего, а не вот этого вот всего…
Мы уехали из Питера. В дороге Богдан не мучил меня расспросами, предоставляя мне место на заднем сиденье, где я жалобно скулила о несправедливости и ревела, гася любые звуки в себя.
Когда приехали домой, я поймала на себе удивленные и испуганные взгляды прислуги… скорее всего, они уже в курсе происходящего. Муж рявкнул на них — и они как мыши разбежались по разным углам. Богдан проводил меня до комнаты, чтобы дать свое последнее указание:
— Из комнаты, чтоб не высовывалась сегодня, поняла? Выйдешь — пожалеешь… Лучше не зли меня, Таша.
Увидев в ответ мою немую внешнюю покорность, он наконец, покинул мою общество.
Теперь я могла не сдерживаться. Я рухнула своим обессиленным телом и с кричащей душой в кровать и громко зарыдала в подушку, пока в конец не лишилась сил и чувств.