– Весна, – Чёрное древо на мгновение осёкся, – Элердис, расскажи мне про народ Ирсуак.
– Эркут и яширх, – прозвучал ласковый шёпот Весны, – два племени всегда жили в мире, однако вскоре эркут стали очень многочисленным народом, а глухолесье не могло прокормить всех ирсуак. Наступили голодные времена, и вскоре череда разногласий между эркут и яширх переросла в лютую ненависть, которая быстро увенчалась нападением одного племени ирсуак на другое. Священная земля глухолесья обагрилась кровью своих детей. Во время ожесточённых стычек эркут превосходили числом, но могучие воины яширх всегда славились небывалой силой, жестокостью и бесстрашием. Они сражались так неистово, что порой вокруг тела одного яширх находили десяток поверженных эркут. Оба племени ирсуак страдали от невосполнимых потерь, пока однажды к мудрейшим из эркут не пришло озарение, что рано или поздно кровопролитная война приведёт к исчезновению всех ирсуак. Эркут первыми сложили оружие. Племя оставило глухолесье и ушло к южным равнинам.
– А что случилось с яширх? – тихо просипел Игер, и на Чёрное древо нахлынул оглушительный кашель, способный разбудить спящего в глубокой норе землегрыза.
– Никто не знает, – мягко ответила Весна, одарив больного Игера сочувственным взглядом тёмно-фиолетовых глаз, – говорят, после ухода эркут, яширх ещё сильнее возненавидели собратьев. Почти десятилетие их племя властвовало над глухолесьем и держало в страхе поселения эркут на южных равнинах, а затем яширх исчезли бесследно.
– Ложись спать, Элердис, – твёрдо сказал Чёрное древо, – сейчас мои мысли всё равно не позволят мне уснуть. Я покараулю первую половину ночи, а потом разбужу Кодорка. Спи, Элердис.
– Хорошо, Игер, – женщина устало кивнула. На неудобном лежбище Весна свернулась клубком и вскоре уснула.
Сквозь пламя костра Чёрное древо долго и пристально смотрел на отважную женщину, что грустно улыбалась во сне. Морщины на её лице не кричали о неизбежной старости, а лишь отражали весь нажитый опыт и накопленную мудрость. Седина в её светлых волосах переливалась, освещаемая пламенем костра, и беззвучно пела о оплаканных утратах, пережитом горе и непосильной для хрупкой женщины ноше.
Половину ночи Игер усердно прислушивался к шуршанию глухолесья Ирсуак. Многолетние деревья жалобно стонали и тоскливо скрипели ветвями, мрачно шелестя давно погибшими листьями. Чёрное древо, не смыкая глаз, наблюдал, как с густой и плотной тьмой неистово сражалось пламя костра. Порой очертания молодых деревьев превращались в силуэты болотных ведьм, землегрызов или вооружённых арбалетами солдат, отчего Игер только сильнее сжимал рукоять кинжала, выполненную в форме ветви чёрного дерева, удивляясь тому, каким невероятным образом подобранный Демиорком у жертвенного алтаря родовой клинок вновь вернулся к своему хозяину.