за тетрадные дести.
А я обучался азбуке с вывесок,
листая страницы железа и жести.
Землю возьмут,
обкорнав,
ободрав ее, —
учат.
И вся она — с крохотный глобус.
А я
боками учил географию, —
недаром же
наземь
ночёвкой хлопаюсь!
Зааплодировали все, кроме лежащей Томоко и меня.
Мне же начинало надоедать. Изобразительное искусство меня мало впечатляло, но на него хотя бы можно было посмотреть. Мужчины, любящие глазами, и вот это всё. Стихотворное искусство казалось уж совсем тоскливым. Скучать от него я начинал довольно быстро. Вот прозу я ценил…
— Эй!
Все обернулись ко мне.
— Совесть имейте. Ваша битва отсылок, скрытых смыслов и метафорического контекста достала. Помимо этого, здесь ноль полезной информации.
Гарпии пригорюнились.
— Ну ваше темнейшество! — взмолилась рыжая. — Что же нам делать?
— Снизьте уровень до пирожков! — нахмурившись, повелел я.
Недзуми начал довольно скалиться.
— А ты что девушек обижаешь? — накинулся на него я. — А ну выдал хокку собственного сочинения! Быстро!
Он наморщил лоб.
Далеко домой.
Вернусь на Фудзияму -
Тогда напишу.
Темная гарпия впала в прострацию. Из-под ее опухших век выкатилась крупная слеза.
— Так, а ты что расклеилась? — я напустился и на нее. — Тебе есть где жить и с кем читать стихи! Быстро приведи себя в порядок!
— Тоже хокку, господин? — она вытерла слезу перышком.
— Нет, тебе пирожок!
Она задумалась.
— А, знаю.
а если правда мир театр вдруг
то можно мне другую роль
и посмотреть вообще сценарий
и получить бы гонорар
Закончив пирожок, она разревелась с утроенной силой. Белоперая гарпия, сидевшая на той же ветке, бросилась ее утешать. Рыжая не выдержала:
— Ну, какие итоги?
— Зуб даю, ничья, — я развел руками.
— А вы что хотели-то? — задала она самый резонный вопрос.
— Да мы просто мимо шли… — я больше не нашелся, что ответить.
— Ну так и шли бы…
Томоко очнулась. Я помог ей встать. Чувствуя себя героями плохого анекдота, мы оставили гарпий, перешли поляну и продолжили дорогу.
— Костя, а что это вообще было? — Уэно сдалась после десяти минут молчания.
Я вышел из размышлений о судьбах мира.
— Да всё просто. Это русские гарпии.
— И ты им явно знаком, — продолжила она.
— Да я тут всем блин знаком, куда ни плюнь. Короче, есть у нас, если верить рассказам, три гарпии. Гамаюн — птица вещая. Это та курица, которая с рыжими перьями, внизу топталась. Она байки травит. Алконост — птица счастия, с белым пером. Если услышишь, как она поет — хороший знак. А есть Сирин, птица темная. Она не то чтобы злобная, просто когда целыми днями и ночами рыдаешь о судьбах мира и о том, как всё плохо и все умрут, доброй в принципе не будешь. Одичали они совсем, к людям не выходят, вот и устраивают поэтические сражения от безделья.