– Нет, – снова улыбнулся Виктор. – Я никогда не летал на самолёте. И в бильярд ни разу не играл.
Дмитрий сначала сделал очень удивлённое лицо. А потом вздохнул с грустью и посмотрел на Виктора с некой жалостью.
– Кажется, твоя жизнь была очень скучной, друг. Зря прожил. – Выпалил Дмитрий, и тотчас пожалел, подумав, что обидел нового знакомого.
– Я об этом никогда не думал, – произнёс Виктор без единого намёка на то, что слова собеседника его задели. В его задумчивом взгляде сочетались два, казалось бы, несочетаемых качества: серьёзность и по-детски наивная радость. – Но на свою жизнь никогда не жаловался. Мне было интересно в неё жить.
Интересно жить… Эти слова подействовали на Дмитрия странным образом. Он всегда думал о жизни как о достижении высот.
– Да, кстати, почему ты в рубашке на два размера больше? Ты же можешь здесь носить любую одежду. – Этот вопрос появился у Дмитрия уже в начале беседы, но спросить он решился только сейчас.
Виктор осмотрел свою рубашку небесно-голубого света, прислонил воротник к носу и глубоко вдохнул.
– Это моя любимая рубашка. Жена подарила на мой последний день рождения, но ошиблась размером. Она так переживала, что не угодила с подарком, – Виктор рассмеялся, – обещала подарить новую рубашку. А я сказал, не надо. Я носил дома эту рубашку каждый день, а она утыкалась головой мне в грудь и с виноватым голосом спрашивала, вру я, чтобы её не обидеть, или мне правда нравится подарок. – Виктор снова прислонил воротник к носу и сделал глубокий вдох. – Она до сих пор пахнет её духами. Мой самый любимый запах.
Зависло молчание.
Знаешь, – на этот раз молчание прервал Виктор, – рай прекрасен тем, что ты можешь воссоздать всё из своей прошлой жизни, запах духов твоей жены, пироги, которые пекла мама в детстве, рисунок, который твой ребёнок подарил на двадцать третье февраля. Но ты не можешь воссоздать тут людей, которые остались на той стороне. Их приходится терпеливо ждать. Я уже десять лет скучаю по своим жене и дочерям. Скучаю, но не жду. И надеюсь, увижу их тут ещё не скоро.
– Так у тебя дочки?
Виктор кивнул, а на спокойном лице появилась грусть от воспоминаний.
– Мои золотые птенчики, – прошептал Виктор. Этот шёпот почти слился с шумом водопада, но Дмитрий всё же расслышал слова:
– Красиво звучит.
– Когда родилась старшая, я называл её моим золотым птенчиком. Потом появилась младшая, и старшая начала возмущаться, хотела быть единственным золотым птенчиком. Хорошо, отвечал я, ты у меня золотой птенчик, а твоя сестрёнка – серебряный птенчик. Она так гордо улыбалась, услышав это. Но потом младшая научилась говорить и возмущаться начала она. Папа! Кричала она с очень серьёзным выражением лица. Ох, этот момент, когда двухлетний ребёнок с тоненьким голосом и серьёзным лицом пытается объяснить взрослому важные вещи. Понимаешь о чём я? – Спросил Виктор, счастливо и звонко смеясь.