Одри ощутила, как бешено начало колотиться сердце, когда он вплотную прижал её к своему телу. Она набрала побольше воздуха в легкие, дабы набраться уверенности и попытаться хоть на мгновение перестать дрожать. Почему-то в самые неподходящие моменты её слабость стремилась проявиться, проиграв силе, исходящей от этого мужчины.
В одно мгновение сомнительное спокойствие пронзил глухой крик Джексона, который явно исполнил приказ. Очень жестокий приказ.
– Ты отвратительный, – прошептала она, поднимая глаза вверх.
– Разве что только душой, – он затейливо улыбнулся, не обращая внимания на страдания своего напарника. – Внешне я выдался ничего.
Одри фыркнула, будучи не в силах найти ответ. Он ведь полностью прав. Внешность Гранта – его огромный козырь. Он легко может манипулировать сердцами девушек, которые ведутся на харизму и опасность, исходящие от этого преступника. Девушек неосознанно тянет на плохих парней, о чем они потом очень сильно жалеют. Ни к чему хорошему такая симпатия не приводит.
Как это неприятно – осознавать, что она была одной из таких глупых влюбленных девиц, которым он одурачил голову. Грант, наверное, мог бы занять первое место в турнире на самое притягательное обаяние. Если бы такой турнир существовал, конечно.
Одри наблюдала за его действиями. Он всё так же крепко сжимал её руку, которая ещё ныла после хватки Джексона. Блокада помешана на хватании за руки?
– Может, ты всё-таки отпустишь меня? – прошипела она сквозь зубы, вновь всматриваясь в его бесчувственные глаза. – Мне больно.
– Боль – это то, что прекрасно подходит для того, чтобы дать человеку понять, с кем он имеет дело.
– Я давно поняла это, Доминик Хардман!
– Нет, думаю, ты начинаешь забываться.
Она опустила взгляд, замечая, как подействовал на неё тон Гранта, которым он произнёс свою последнюю фразу. В его голосе было что-то особенно устрашающее. Хотя говорил он совершенно спокойно. Наверное, его тайная способность – это внушать страх, в принципе, не прикладывая к этому никаких усилий.
– Значит, своим людям ты не позволяешь делать мне больно, а сам рад стараться? – бросила Одри, желая отбросить предательский страх в сторону.
Грант мгновенно изменился в лице, меняя легкую довольную ухмылку на абсолютную серьезность.
– Ты моя, – прошептал он, встречая её слегка потерянный взгляд. – Только моя пленница.
Одри застыла, не замечая, что её губы слегка приоткрыты в удивлении и неподдельном шоке. Он сказал это так уверенно, что у неё, кажется, начали дрожать колени. Быть игрушкой Доминика Хардмана – это уже можно назвать катастрофой, концом её свободы и откровенным убийством всех надежд.