– Но теперь некому защищать башню!
– Думай только о том, чтобы на границе не случилось страшного. – Ася скакала с ней бок о бок, признавая равной, что очень тешило Томина самолюбие. – Остальное решаемо.
– А если башню захватят неизвестные – те, которые покушались?
– Пусть. Их время прошло, везде царские войска. Если кто-то захватит башню, то ненадолго.
– И папринций Люсик там остался.
– Вот и присмотрит.
В разговор высоких особ никто не вмешивался, ни царевна, ехавшая след в след за мамой, ни пристроившиеся за Томой мы с Юлианом, оказавшиеся с Марианной в одном ряду, ни царевичи, которые замыкали вновь образованный караван. Остальные занимались безопасностью цариссы и царисситы.
Мы впервые ехали на запад. Дорога (в нашем понимании) здесь отсутствовала, царское шоссе закончилось у башенных ворот. По взгорьям и низменностям петляла натоптанная тропа, но ее, в принципе, хватало, вокруг не было непреодолимых для конницы препятствий, и тропа лишь указывала направление. Мы торопились. Гонка к разговорам не располагала. На всякий случай я внимательно прислушивался, боясь пропустить нечто важное. Юлиан, чтобы не мешать, немного отстал.
Марианна вновь оказалась рядом со мной. По другую сторону неслась оживившаяся Пиявка – надолго ее, конечно, не хватит, но пока пусть побегает. Шарика впереди тоже ни в чем не ограничивали, кроме направления.
– Тревога не могла быть ложной? – громко спросила Тома. – В свое время Деметрия таким способом отвлекла часть войск от защиты башен.
– Ложной? Почему нет? – последовал суровый ответ. – Вот и разберемся. Инна!
По зову цариссы к ней приблизилась войница на красивом гнедом жеребце. Женщина выглядела воинственно: давно сломанный нос – чуть набок, через щеку и глаз проходил красный шрам. Лихая воительница, с богатым прошлым. Или настоящим.
– Возьми троих, разведай, что там впереди, подготовь место для привала.
Инна умчалась. От сердца у меня отлегло – в глупую засаду не попадем. Только в тщательно подготовленную.
Отряд двигался быстро и сосредоточенно. Разговаривать позволяли себе лишь хозяйки, но вскоре и они умолкли. Шарик постепенно выдыхался, морда с высунутым языком уже не светилась радостью. Пиявка шла хорошей рысью, иногда срываясь на галоп. Набедренная повязка на ней пока держалась, что радовало, учитывая, какие взгляды падали отовсюду на человолчицу. А взгляды были одинаковые как от участников колонны, никогда не видавших такого чуда, так и от жителей окрестных деревень, через парочку которых мы промчались насквозь в первые же часы. На полях возились крестьяне, они, оглянувшись на кавалькаду, от изумления роняли инструмент. Дети сходили с ума от восторга. Вслед летело нестройное, но громкое «Алле хвала!» и «Многие зимы цариссите Томе!».