– Как сказать…
– Тогда молчи. Сама напросилась.
Словно выбивая пыль и, заодно, все глупые мысли, я взбил вибрирующие выпуклости, как подушку. Естественно, в самый неподходящий миг восхитительной экзекуции царевнин язык ожил:
– Ты знаешь, что согреться можно ловилаской?
– А ты знаешь, что я могу бросить тебя и уйти один?
Да, я читал, что возбужденный человек забывает о холоде, мысли перенастраиваются на нечто более нужное для выживания человека как вида. Кстати, похожим образом, но только для выживания конкретного человека, работает отвлекающая шоковая терапия: например, можно без повода ударить замерзающего, и пусть он накручивает себя, злится и – греется.
Последнее, к сожалению, не пройдет, я и так отхаживаю бедную девушку что есть мочи, забыв о неравенстве сил. Застыдившись содеянного, я остановился, замахнувшаяся рука медленно опустилась.
– Бросить человека? Не сможешь!
– Хочешь проверить? – самым серьезным тоном спросил я.
– Ты не такой.
– И ты не такая, поэтому выбрось из головы все, что потом может встать между нами.
Марианна помолчала.
– Ты не сердишься? – раздалось примирительно.
– Сержусь. Зато согрелся.
Даже вдвойне сержусь, ведь я только сейчас понял, что со своей стороны царевна применила ко мне ту самую шоковую терапию.
После секундной паузы тихо донеслось:
– Как ты стал таким? Ну… вот таким. Настоящим.
– Приведу сказанные мне однажды слова моего папы: «Стараюсь жить так, чтобы, когда ты задумаешься о чести и справедливости, ты вспоминал обо мне». Я решил, что мои будущие дети должны хранить хорошую традицию.
– Нас сильно снесло. – Я разглядывал далекую противоположную сторону реки: пологий берег, кустарник, вдали – темная полоса леса. Ни огонька, ни строения, ни человека. До гор, недалеко от которых остался лагерь, топать и топать.
Умиравшие от усталости организмы требовали двух вещей: есть и спать, немедленно и одновременно. Марианна старалась идти пусть на шажочек, но сзади. Это она так стеснялась. Шла, шмыгая носом, и постоянно утирала его – красный и распухший. Только б не заболела. Даже так скажу: не заболела бы сильно. О себе я не думал, было некогда. По пути собирая хворост, мы двигались вдоль реки вверх по течению и старательно отводили глаза друг от друга – яркий свет и усталость сломали чувственную интимность, как любой отец подаренную сыну сложнотехническую игрушку. Я вздохнул: у меня в свое время это был радиоуправляемый вертолет.
Дым романтики развеялся вместе с ночью. Грязные ступни то скользили, то чавкали, минуя очередной овраг, завал или трясину, ссутулившиеся плечи вместе с остальными частями организмов мечтали о пристанище для ночлега. Одежду нам пока заменял прижимаемый спереди хворост для будущего костра. Огонь нам жизненно необходим, и при первой возможности я его добуду – как только мы отойдем подальше и найдем место побезопаснее.