В стране Горбачев уже начал перестройку, и разгар борьбы с употреблением алкоголя достиг апогея. И, как полагается, перегибы на местах имели место быть – за границей они приняли совсем уж уродливые формы. Наказы в посольстве еще стояли в ушах: про кого узнаем, что хоть каплю употребил, в 24 часа отправим в Москву. Тут и бутылку за знакомство не вытащишь, кто его знает, этого боровичка? На халяву, конечно, не откажется, а потом…
Он долго смотрел на меня и вдруг спросил совершенно неожиданно:
– А ты к котам как относишься?
И услышав, что я их люблю, вдруг заулыбался и сразу как-то изменился в лучшую сторону. А когда вечером в дверь царапнулся его сожитель, мы уже приканчивали одну из моих двух бутылок палинки, купленную в дьюти-фри Будапешта за металлические рубли во время промежуточной посадки. Человек, хорошо относящийся к котам, точно не побежит доносить на коллегу котофила начальству.
Появившийся передо мной кот внешне мало чем отличался от тех ободранных созданий, которые бродят по улицам городов Магриба. Гладкошерстный, слегка полосатый, тощий, с обрубком вместо хвоста, кот был представлен как Василий. Но вот он подошел ближе и внимательно посмотрел на меня. Возникло ощущение, что меня просветили рентгеном, прямо интеллектом повеяло. Потом он головой потерся о мою ногу – признал за своего! – и отправился подкрепляться. Поел аккуратно, не набрасываясь на еду, мяукнул – явно поблагодарил – и завалился спать.
Николай рассказал мне, что это умнейшее создание второй год живет с ним. Сам подошел на улице, когда он возвращался с покупками из мясной лавки. Ничего не просил – просто вежливо пошел рядом. Так и дошли до квартиры на седьмом этаже, где кот аккуратно скушал подаренный кусочек мяса и был отправлен за дверь. А следующим вечером он пришел уже сам и поцарапался в дверь. Слопал миску каши с подливкой и тут же заснул от сытости. Так и прижился. Перед отъездом на летние двухмесячные каникулы Николай пришел с котом к мясной лавке, оставил продавцу бутылку водки и денежку и договорился о подкормке Василия обрезками, пока его тут не будет. Это не значило ничего, но лучше так, чем просто так. А когда вернулся, его у двери уже ждал сильно отощавший, но живой Васька. Их радость была взаимной и бурной. Так я и прожил неделю в компании местного кота, внося свою лепту в округление его боков. Даже грустно было прощаться с ним, отправляясь в Габес.
А там вдруг возникла, точнее, возобновилась ежиная тема. В детстве, провожая как-то папу на вокзал, мы с мамой прямо в предместье Ярославля пересеклись с ежонком. Не подобрать его осенью было бы преступлением – так до весны он и прожил у нас в коммунальной комнатке под кроватью, устраивая по ночам шумовые эффекты. А тут после долгого сидения за лекционной писаниной я отправился в пустыню размять ноги. Подумать только, тогда еще не было компьютеров – по крайней мере у нас, – и все лекции на французском я писал и переписывал обычной ручкой. Пустыня начиналась прямо за нашими домами, огороженными хлипкой изгородью. Вот там я и пересекся с местным ушастым ежиком, который куда-то брел по своим делам и на меня совершенно не прореагировал.