Они обошли кухню, похожую на королевскую трапезную, направились в гостиную, и там плюшевое сердце Михалыча замерло: в правом от газового камина углу стояла новогодняя елка. Блестели золотые игрушки в стиле Высокого народа – треугольники, жезлы, подсвечники, жаровни, – сверкала мишура, пахло хвоей и мандаринами. Последний раз Михалыч видел такую красотку лет десять назад, еще когда был женат и мозолил лапы в Комитете безопасности.
Он снял с ветки увесистый мандарин и сел в кресло. Милиционер выпучил глаза, что-то сказал. Медведь раздраженно махнул лапой и счистил кожуру, и от цитрусового аромата на душе сделалось уютно, немного печально.
– Думай, сохатый, – сказал он милиционеру и закинул в рот кисло-сладкие дольки. – Включай свои опилки.
Милиционер ничего не придумал, и, попросив у него карту, Михалыч изучил округу. Единственная Обводная улица проходила сквозь «генеральские» дачи, пока не упиралась в речной берег. С другой стороны она втягивалась в трассу А46, ведущую прочь из города. На перекрестке находилась и местная заправка с красной неоновой вывеской «БЕНЗИИИИН!», которая, судя по наклону букв, куда-то очень-очень спешила.
– Если ее увезли, то по этому шоссе, – указал на А46 Михалыч и постучал лапой по бумаге. – Проедемся?
Лось неохотно пустил его на пассажирское место, и «Победа» потарахтела мимо украшенных к Новому году домов: чиновничьих, директорских, генеральских. Михалыча пробирала кислая зависть, раздражающе шипела рация, скрипела подвеска. К счастью, вскоре они выехали на шоссе, и по сторонам потянулся сосновый лес, укрытый шапками снега. Потом автострада свернула к заливу, обогнула скалистый берег и стала взбираться в гору.
– Справа, – указал Михалыч на дерево, которое обнимал роскошный «ЗИЛ». Глянцево-чёрный корпус изогнулся, вспух и шёл бурым дымом. Дверцы покачивались на ветру.
Лось свернул к обочине, они с Михалычем отстегнулись и поспешили к машине Зубовой: милиционер со стороны водителя, Михалыч – с пассажирской. За рулем обнаружилось беременное авокадо в шубе: глаза закрыты, замшевый бок распорот, и выглядывают клочья синтипонового наполнителя.
– Она ж-жива? – дрожащим голосом спросил лось, и его едва не скрутило.
Михалыч пощупал бок Зубовой.
– Тепленькая. Гони за «Скорой».
Сгибаясь от приступов дурноты, лось побежал к «Победе». Михалыч погладил авокадо по голове и осмотрелся. Судя по приборной панели, бензобак почти опустел; на пассажирском сиденье лежали пряди вельветовой кошачьей шерсти и сыпучий наполнитель. Михалыч подобрал их, потер в лапах и, закрыв глаза, понюхал.