— Я по всему вижу и могу заявить для протокола (самая высокая Карпова клятва!), что Прокоп не присваивал золотого креста, хотя в него, Прокопа, и стреляли. Воры заранее выставили нижнюю раму в окне над столом и выстрелили. Я утром из любопытства ходил, смотрел. Э-э-хе-хе-хе… Стреляли!.. И зачем люди один другому век укорачивают? До чего дошло? Друг за другом охотятся. По всему видно: стреляли свои, мокловодовские. И в кого, спрашивается?.. Да они не очень-то и таились. Наоборот, похвалялись, что и впредь будут так поступать. Записочки подбрасывали, а Прокоп и не видел золота, понятия не имеет, какое оно есть. Как я его проверил? А вот как. Были у меня еще с нэпа две золотые чайные ложечки. «Ты, — говорю, — далеко ездишь, даже в Кременчуге бываешь, спроси, можно ли обменять эти ложечки на бумажные деньги. Или лучше возьми их прямо сейчас и обменяй». Даю ему ложечки, а он смотрит на них и улыбается: у меня, дескать, тоже есть одна, точь-в-точь такая же, разве что побольше, — Соня принесла. Наклоняется под лавку и достает ложку из-за помойной лохани. Достал и тут же опять бросил ее под лавку. У нас тогда ели только деревянными.
Так что Прокопу Лядовскому на золото наплевать. Он им ни капельки не интересуется. Человек поглощен своим делом, весь устремлен к цели. И добьется чего хочет. Его золотом не соблазнишь. Он всем сводим существом поверил, что «поднимет коллективное хозяйство и оно будет вызывать всеобщее уважение». Поставил перед собой величайшую цель и идет к ней. Предан ей всей душой, и нас, отсталых, наставляет на путь истинный. Людей поддерживает и сам делается сильнее… Одно худо: больно мягко с нашим братом обходится. А хитрецы это живо смекнули и пользуются: то из-за Соньки гнут его чуть ли не до земли — дескать, поповна, классовый враг; то завлекают: жива она, жива, мы ее тебе разыщем, только покачнись, поступись своим… За ценой не стоят, лишь бы Йосип не числился в дезертирах. Вот что им покою не дает. И Машталиру, и Леську, городской ярыжке. Оттого и Соньку взяли в плен… Мучают Прокопа, хоть ты тут что. И ничем не поможешь. Где видимость, где суть — не разберешь. Пустили слух, будто поповна сама от него ушла, потому что он «хотел воспитать из нее комсомолку», а она возьми да и уйди в монастырь, вот и ищи иголку в сене. По-всякому действуют на Прокопа — и просьбами, и угрозами, знают, что человек он не железный: может, и даст где слабину.
Машталир у меня днюет и ночует, хотя, по правде сказать, мне с ним водиться нет никакого интереса.
«Глуп, ты, Карпо, как сало без хлеба… Весь мир на деньгах держится, а Большевик (так он за глаза называет Прокопа), выходит, неподкупный? Ему золото ни к чему? И ты веришь, будто он отдал крест в казну? Одни разговоры, больше ничего… Получил валюту и с Василом поделился. А то ишь какой — на мировую революцию пожертвовал. Или, как они говорят, — в «мопру». Кой черт!.. Не узнаешь, не спросишь у этой «мопры». Не только за золото — за бумажные деньги можно даже черта купить. А пожелаешь, не один — два буксира новеньких рубах добыть и всякого провианта тоже…»