В хате заметно похолодало, по спине мурашки побежали. Не надо сидеть, двигаться надо. Никифор переставил каганец под лавку, начал копаться в сухих листьях. Сложил наконец вместе башмаки, сапоги, кожаные обрезки, сапожные колодки. Нужно будет раздать людям, какое уж теперь сапожничанье. Однако достал из-под припечка молоток, из ящика шило, клубок ссученной дратвы. Не спеша накрошил деревянных гвоздиков из куска отсыревшей березы, — может быть, подметки подобьет или какую-никакую заплатку поставит. Взял в руки чье-то распоротое по шву голенище. Сразу видно — от мужского сапога, широкое, как мешок. А он просит — расставь. Куда же еще? Поглядел-поглядел, повертел голенище и, сообразив, чье оно, небрежно бросил под лавку. «Есть на что новые сапоги купить…»
Вдел щетину, провел по дратве сапожной смолой так, что послышался скрип, прикладывает, примеряет заплатку к Ганниному сапогу: передок совсем сопрел. Оно если бы не из худого товара, так еще держалось бы. Или хоть просушивали бы как следует. А то положат на одну ночь в печурку либо на лежанку, кожа только распарится. С ранней осени Ганна как влезет в сапоги, так только на пасху снимет, когда ферму на «зеленый конвейер» переведут. Зарабатывает, правда, страсть сколько: другому и не снилось… На выставку ездила.
Никифор кольнул шилом, прицелился щетиной — не попал ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Свет ни к черту. Слеза из глаза, как нитка от клубка. Нет, мало все-таки человеку одного глаза, чтобы сапожничать. На белый свет смотреть — довольно, а чтобы работать при каганце — мало.
Федор Лукьянович, когда учил нас грамоте в ликбезе (мы частенько вместе домой возвращались, жили-то на одном конце хутора), не раз говаривал:
— Не верь, Никифор, будто хорошему человеку много надобно, будто человек от природы — ненасытная утроба. Богатство для хорошего человека — не радость, ему власть над людьми не нужна. Запомни это и не старайся жить ради денег. Беден тот человек, у которого много денег. До добра они не доводят.
Дескать, лишь бы сыт да обут-одет. Зачем мне Ганнина плата за сапоги, даже если у нее и есть деньги? Пойду попрошу, пусть лучше на послезавтра мне хлеб испечет. Ну, хотя бы пять хлебин; такой пекарки, как она, на хуторе не найдешь. Только ее просят печь, когда в колхозе празднуют окончание молотьбы или гуляют богатую свадьбу. Пусть и для меня испечет. Хотя бы пять хлебин. Справлю как следует закладку хаты: ведь от нее новая улица начинается — улица Активистов. А через дорогу — Хтодора Баглайка с сыном, с Данилком. Они уж свою хату покрыли. Спешат, чтобы в новой свадьбу сыграть. На Марийке, на Плютихиной, говорят, женится. Если б Федор был жив… Старая Плютиха из-за него света божьего не видела, а он, видно, не любил ее, хотя и не гнал от себя. Эх, кабы он был жив… У хорошего человека всегда век короткий. Не от одного умрет, так от другого. А стервец… Тьфу на его память!..