Женщина уже приводила себя в порядок, застегивала кофточку, когда он тихонько хлюпнул веслом, подплывая к ней. Она ничуть не растерялась; сразу, словно только того и ждала, потянулась к нему навстречу, ловя руками нос лодки, чтобы повернуть ее в тихую заводь. Потом присела на борт, стала расспрашивать о всякой всячине, стала договариваться — отвези, мол, домой муку, я сама буду грести, тебе придется только рулить. Санько обещал. Шутя дотронулся рукой до ее тугого плеча, а она положила на его руку свою, горячую, как огонь. Они вышли из лодки, сели на берегу, и Санько начал мыть ей ноги. Оксана боялась щекотки, сладострастно вздрагивала, грудь ее приоткрывалась, то и дело звучал ее чарующий смех — Саньку казалось, что он волнами расходится по его телу… Большие глаза Оксаны в густых ресницах ловили его взгляд…
Кто-то из помольцев или сгребальщиков на покосе увидел, как они забавляются, и наутро следующего дня все Мокловоды смаковали свежую новость. Женщины, словно состязаясь в красноречии, выдумывали всевозможные небылицы — просто уши вяли, хотя, конечно, в их рассказах была доля истины.
Уж чего только не говорили!.. Вот ей-ей, Санько Машталир ради нее, Оксаны Кабачкивны, такое сумел, что ни одной твари не под силу — нырнул и целый час, не дыша, пробыл под водой. Отчаянный человек! На что пошел, лишь бы ей понравиться, и заметьте — все делал по ее указке. Где-то на островах нашел непромокаемую одежду. Напяль ее — и живи под водой сколько влезет. Вот почему Санько сумел пробраться на пароход, который еще до войны утонул в старом днепровском русле, — только труба торчит. Ну и тащит с этого парохода что хочет да сколько унесет: и материю всякую, и цветные бумажные нитки, и рубахи. Мешками волочит толченую гречку или, может, ячмень, — и сам лопает, и телят откармливает на продажу…
А Оксана сама протягивала ему ноги, чтобы мыл. А потом разделась, осталась в одной нижней сорочке… Словом, нежились, как молодожены. И носил ее Санько на руках по плавням, и голубил…
А еще вот что: когда она приходит к нему на Быстрянку, то вся делается из воды: и голова из воды, и руки, и ноги. Бес ее знает, как это все держится вместе и почему не разливается. Ходит бесшумно, исчезает бесследно. Глядь-поглядь — а уж нету на берегу ни Оксаны, ни Санька. Даже пузырей над водой не видно… Вы думаете, отчего Санько то серый, как пепел, то черный, как земля, и лицо словно у утопленника? Оттого, что живет в двух мирах: то на земле, то под водой. Не ест, не спит, осунулся… Оксана-то смикитила, что этот парень все отдаст, — стала каждый вечер заманивать его под воду, в другой мир. Вот и любятся там, и любятся, пока не рассветет. И никто их не выследит, просто-напросто никто на это не решится, потому что нет ничего глупее, чем копаться в сладких тайнах чужой любви, тем более что эта любовь и без того стала теперь всем известна и каждый может смаковать подробности странного романа…