Машталир подходил к обнесенному кольями загону для скота, подле которого одиноко стоял привязанный веревкой к желобу годовалый теленок, и еще издали орал на Марфу, с опаской шедшую ему навстречу, к воротам. Машталир, наверное, с ходу бросился бы ее бить, если б она предусмотрительно не начала делать знаки руками. Марфа показывала на бычка и одновременно просила Машталира подойти к ней поближе, и как можно скорее. Он послушался, но продолжал ругаться непотребными словами, такими, что…
Тем временем телок рыл передними ногами землю, причем так яростно, что она летела ему на спину; на губах у него выступила пена, он дико ревел и рвался с привязи. Машталир, не заботясь о приличиях, изливал сердечную боль в злых, грубых словах. Только когда к нему подошел кто-то из сельчан, он угомонился, притих. Между тем Марфа вынесла из хаты ружье. Машталир оттолкнул ее от себя, застегнулся сверху донизу и с веревкой в руках крадучись направился к телку, приближался к нему то с одного боку, то с другого, но телок, по-прежнему исходя пеной, рыл землю и не давался в руки.
Во двор к Машталиру сошлись соседи, явились и те, кто жил подальше. Сначала собирались кучками, о чем-то совещались, оживленно размахивая руками, выписывая в воздухе разные фигуры, круги. Машталир был мрачен, стоял немного поодаль, не вмешивался в их разговоры ни словом, ни жестом. Но скоро один сосед начал его подзуживать: дескать, прошло то время, когда он, Санько, мог одной рукой вести двух годовалых телят, когда мог удержать за повод норовистого колхозного жеребца. Машталир как воды в рот набрал: видно, все думал, как управиться с осатаневшей скотиной, которая упрямо рыла землю передними ногами. И только когда его снова принялись подзадоривать, Машталир, точно обезумев, бросился на телка, как волк бросается на свою жертву. Испугавшись его необузданной ярости, люди заспешили прочь. А Машталир, схватив ружье, осторожно кружил вокруг телка, подкрадывался к нему по-всякому: то ползком, то на четвереньках, то на корточках. Можно было подумать, что он хочет выстрелить в животное. И попасть не куда-нибудь — в ухо. Но внезапно он далеко отбросил ружье, подполз сзади и, сделав прыжок, очутился на спине у телка. Тот кидался из стороны в сторону, норовя избавиться от неведомой ноши, однако Машталир, уперев пятки ему в бока, молотил его кулаками то по одному уху, то по другому; наконец телок обессилел, ноги у него подкосились, и он присел сразу на все четыре. Машталир тут же вскочил и помчался в конюшню, чтобы взять заранее приготовленную веревку. Тем временем телок передохнул и встал, оглашая окрестности диким ревом. Машталир опять начал кружить вокруг него. Снова и снова бросал ему под задние ноги веревку с петлей на конце и при этом успевал ругать Марфу, которая ни жива ни мертва стояла у привязи, готовая каждую минуту резануть по ней ножом. Наконец телок все-таки ступил в петлю, и Машталир, неистово заорав «Режь!, со всего разбега дернул веревку на себя. Подобравшись по ней к поваленному наземь телку, он энергичным, быстрым движением схватил его за задние ноги и, медленно пятясь, поволок в сарай, где пилили дрова. Над ямой резко перевернул свою жертву, и искалеченный телок, неестественно всхлипнув, торчмя плюхнулся вниз…