Шла к концу памятная предпасхальная ночь. Чуть брезжило, когда Васило крадучись добрался до Мокловодов, чтобы отыскать Прокопа. Со всех сторон мчались всадники, тарахтели подводы, задыхаясь бежали женщины, дети — заслышав колотушку деда Шептия, все спешили к ревущей реке, хоть и не знали, что произошло. И люди, и волы, и лошади, точно слепые, натыкались на Васила, а он растерянно стоял с крестом за спиной, смотрел, что-то кричал, надеясь увидеть в этой толчее знакомое лицо, высокую гибкую фигуру Прокопа Лядовского. Вокруг все топало, охало, Клокотало; трещали колоды, наспех сколоченные вешняки[3], плюхались, как в пропасть, мешки с песком, скрипели плетни, которые ставили на пути несущейся воды, чтобы сузить пробоину. Десятки, сотни мужчин лопатами бросали в поток землю, но водяные валы, казалось, становились еще выше, река безумствовала, и это безумие как будто передавалось людям — здравый смысл покидал их, они теряли надежду, нелепо толкались, мешали друг другу. Кое-кто опустил руки, бездумно наблюдал за происходящим, поняв свою ничтожную малость, не веря ни в возможность борьбы, ни в ее необходимость, готовый покориться слепому напору стихии.
Колокол все еще вселял в сердца страх и тревогу, скликал, призывал людей. Это было уже не отрывистое бамканье, нет — сплошной густой гул заполнял весь простор от земли до неба. Посулье поднимало всех живых и посылало на бой, требуя от них отваги и мужества.
Кто-то догадался развести огонь, и сбоку от пробоины, под гатью, разгорелся огромный костер. Пламя бросало свет далеко-далеко, каждый человек стал виден, как в хате при лампе, и было уже не так страшно, чувство беспомощности прошло. Мужчины, женщины, дети — все точно опомнились. Теперь их лица выражали отвагу, их руки действовали слаженно и ритмично. Люди набросились на работу. А руководил ими, — да, он только что пришел и, конечно, был очень возбужден, — руководил ими высокий, стройный Прокоп Лядовский. Прокоп умел каждому найти дело, он громко отдавал распоряжения, люди слушались его, как слушаются в семье отца, и энергично восстанавливали гать. Дети подставляли мешки, женщины наполняли их песком, мужчины — кто посильнее — носили эти мешки на носилках или тащили волоком и без суеты городили из них насыпь, сжимая пробоину с обеих сторон. Другие мужчины — кто выше ростом — стояли по пояс в ревущем потоке, забивали в землю колья, устанавливали перед ними заслон из горбылей, из тяжелых, сырых, заранее заготовленных плетней, укладывали поперек палки, колоды, пуки ивняка и тальника, и, хотя волны еще не сдавались, накатывали одна на другую, напирали, в бунтарском порыве напрягали все силы, хотя они сносили лозу и под их ударами гнулись колья, валились плетни, люди ни на миг не прекращали работы, не опускали рук. Уверенность в своих силах и готовность к действию внушил им энергичный и рассудительный Прокоп Лядовский.