Стоя на краю ямы, я посмотрел на согбенного Прокопа и чуть было не обратился к нему, но тут же передумал.
— Хочу тебя попросить…
Я втайне порадовался, что не успел ничего сказать, и улыбнулся от удовольствия: Прокоп Лядовский хочет меня просить, я для него кое-что значу.
— Поди потряси ятери. Надо сварить поесть… помянуть. Лодка не на замке.
— Конечно, помянуть надо. — Я неизвестно отчего повеселел, мне стало смешно, как собаке после палки. — Только кто же нам приготовит?
— Кашу и дурак сварит, было бы из чего.
— Ваша правда. Иду…
Сула пахнула в лицо свежим запахом текучей воды, сырой рыбы, камыша и распаренных лодочных досок. Белыми лепестками-глазами восхищенно смотрели на мир кувшинки. Серебряными птицами взлетали над водой откормленные рыбины. По ту сторону, на лугах, которые тянутся до самого Днепра, до Складного острова, там, где и поныне кукарекает по утрам петух Сидора Охмалы, бродит, подобно облакам в небе, скотина: стада гулевых нетелей, дойных коров, табуны лошадей. Беззаботные жеребята успевают и попастись и поиграть друг с дружкой. Я глядел то на пастбище, по которому расползлись животные, то на сонные воды Сулы: насытившиеся коровы забрели в реку и дремлют, не переставая жевать жвачку. И сам я, словно убаюканный, отдаюсь своим ощущениям: несказанное, невыразимое проникает в меня и священным трепетом наполняет сердце.
Жара стала почти нестерпимой. Я разбежался по скрипучему песку и — плюх в речную прохладу. Глубоко было от самого берега, я поплыл саженками, широко загребая под себя упругую воду. В реке меня всякий раз охватывает чувство первозданности и бессмертия. Быть может, потому, что я влюблен в ее бесконечное многообразие. А возможно, оттого, что вода — другая стихия. Когда я в реке, мне делается так легко и хорошо, что я готов хоть навеки переселиться сюда и зажить ее чистой жизнью.
Я перевернулся на спину и почувствовал себя как в колыбели. И словно впервые постиг в полной мере, что такое блаженство. Это чувство расслабляло, течение относило меня все дальше и дальше, я перестал смотреть в небо. Напрягая мускулы, поплыл против течения и понял, что я сильнее его. Мне даже вдруг показалось, что я вечен, как вода, что я уже когда-то жил на этом свете. И охотился на этих берегах, плыл в долбленке на рыбалку, а рыбы тогда было больше, чем травы. Был ли я лодочником или мытарем на перевозе, мне неизвестно, но что я жил когда-то на белом свете, в этом я уверен. Когда? Не могу сказать определенно, сохранились лишь неясные, путаные воспоминания о каждой из тех, прежних жизней. Однако не исключено, что я живу впервые и это моя первая и последняя жизнь. А образы давно минувших дней вызывала в памяти вот эта, другая стихия, эта текучесть, неутомимое движение…