Читатель давно понял, чего добивается автор: чтобы главным действующим лицом нашей книги непременно стал Прокоп Лядовский. Но из этого никто и не делает секрета. Почему именно Лядовский? Трудно ответить на этот вопрос так, чтобы всем стало понятно. Однако нельзя не признать: сама должность бригадира (а Прокоп на ней всю жизнь) такова, что ее обязан занимать человек серьезный и очень умный. Я не раз видел Прокопа в деле. Знаю, во что он верит, как относится к природе, к людям. Я не раз смотрел ему в глаза, слышал, как он говорит, как поет. Мне было очень важно узнать, каким образом он выражает свои мысли, чувства, даже его интонации многое открыли в нем, и я пришел к выводу, что Прокоп вполне заслужил вести основное действие этой книги. Он весь открыт, точно ребенок, который, как известно, проявляет себя в любых обстоятельствах: когда играет и плачет, когда здоров и болен, когда одинок и когда на людях.
Могу повторить лишь то, что говорит о Прокопе Лядовском любой и каждый на нашем хуторе:
— Прокоп — движущая сила мокловодовской жизни.
А Васило Дымский, человек глубоко нравственный, без колебаний утверждает:
— Он — настоящий большевик, хотя, конечно, не ангел, как и всякий гражданин в «неангельском» обществе.
Прокопова хата будто вросла столбами в насыпь, сделалась ниже, но с виду была еще довольно крепкая и казалась не меньше Машталировой, которая стояла через дорогу, окнами в заднюю стену Прокоповой. Во дворе разные постройки, в леваде колодец, и все обнесено густо плетенным из тальника тыном с перелазами на все четыре стороны и с воротами. В зарослях калачиков, ромашки и подорожника угадывалось кружево протоптанных когда-то тропинок — к амбару, в леваду, к колодцу со срубом, к хлеву, к загончику без дверец, где валялись остатки разобранных на топливо яслей. Под тыном расползлась лебеда, на солнечной стороне она уже доставала до завалинки. Если еще с неделю постоит теплая и влажная погода, сорная трава поднимется выше желтой полосы, окаймляющей низ хаты.
Таким был этот двор и тогда, когда во второй половине Прокоповой хаты — по доброй воле хозяина — разместился детский приют.
Стены почти гладкие, лишь кое-где осыпалась побелка: баба Руся последний раз белила на спас в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. За хатой доживает свой век старая осина. Собственно говоря, жива она только с одной стороны, только там ласково шелестят мелкие зеленые листочки. А на усохшей ветви, которая смотрит на дорогу, на хату Машталира, висит одинокое гнездо ремеза. Видно, не этой весной его ладили и нет в нем сейчас хозяина. Над гнездом носятся крикливые воробьи, растаскивают его по травинке, каждую былочку тащат под соломенную стреху, не понимая своего безрассудства: завтра, вполне возможно, всю солому с хаты свалят на землю. Напротив печного оконца уже стоит наготове большая лестница — чуть ли не выше самой хаты.