Прошел час, и возле нас остановился легковой автомобиль, блестящий, как вороное крыло, и приземистый. Из кабины высунулся человек, тоже блестящий, приземистый, и тотчас наружу вырвались ритмы какой-то заморской музыки. Встрепенувшись, дядько Антип заковылял к открытым дверям. Начал было проталкивать в кабину кошелку, примерился ступить здоровой ногой на подножку. Блестящий приземистый человек проговорил что-то не по-нашему, отрицательно качнул головой, и дядько Антип, удивившись, отступил. Легковушка рванула с места — только снег из-под колес.
— Не наши, что ли? — Дядько Антип ткнул рукой вслед автомобилю.
Я промолчал.
Кошелка лежала на боку, а дядько Антип, в котором только теперь проснулось удивление, искал взглядом легковушку и топтал деревяшкой свои вещи, не замечая этого. Потом вдруг увидел возле здоровой ноги бутылку с маслом — гостинец, который вез сыну, и, отставив неживую ногу, принялся ползать вокруг, собирая разбросанные справки, бумажки с историей болезни, наградные листы, почетные грамоты. Около полосатого придорожного столба углядел в дорожной колее краюху хлеба. Присел, поднял, начал собирать крошки, а собрав все, завязал хлеб в тряпицу…
Наконец устав от ожидания, весь в снегу, дядько Антип сел на землю, прислонился к придорожному столбику. Подтянул к себе помятую кошелку, начал в ней что-то перекладывать.
Я то и дело выбегал на шоссе, энергично жестикулировал, показывая на дядька Антипа, который, скорчившись, сидел у дороги. Автомобили проносились, чуть ли не задевая его ногу, разбрызгивая талую воду, но ни один не остановился. Я не терял надежду и упрямо «голосовал». А когда оглянулся на дядька Антипа, то прямо-таки испугался: глаза у него были закрыты, голова свесилась на грудь. Я подбежал. Наклонился, прислушался. Он, глубоко дыша, сладко спал. Видно, уморился. Я смотрел на него и радовался, что он спит. Если спит — значит, отдыхает, и у меня отлегло от сердца…
«Вот вывезут с тока хлеб — тогда и высплюсь. Еще как высплюсь!..» — промелькнуло в голове и полетело в Мокловоды на ток.
…Да, как раз тут стояла сторожевая будка с помостом, застланным лежалой соломой.
А дядько Антип, говорят, подался искать село, где есть речка. Хочет купить себе хату в таком селе.
О ком бы мы ни говорили, куда бы он ни водил меня или куда бы ни советовал сходить самому — всегда мой наставник Прокоп Власович Лядовский, спасибо ему, обещает мне скорую встречу с Оленой. «Все сбудется, имей лишь терпение, — говорит. — Ты возьми в толк, что она (Олена по настоятельной просьбе гидростроителей временно у них продавщицей) не сидит на одном месте, разъезжает со своей походной палаткой по всей округе: сегодня в Качале или в Воинцах, завтра — в допотопных Ялинцах или даже в Жовнине (какие там ярмарки! за день не обойдешь, разве что поменьше сорочинских). Встретитесь, а как же. Кабачкивна тоже ждет не дождется. Ты насобирал не так уж много, чтобы приступить к задуманному, — поднакопи того, что составляет духовное в человеке, поднакопи — оно никогда не лишнее…»