Всеобщее ликование охватило праздничную толпу. Язычники с площади бросились под своды храма – каждый хотел взглянуть на героя вблизи, коснуться рукой, услыхать слово. По знаку старейшины охранники освободили Шимшона от цепей. Длила кинулась к нему, обхватила за шею и произнесла сокровенное, их двоих касаемое.
Услыхав это, он взглянул на нее, как раньше когда-то глядел, и сказал: “Я узнал тебя, ты – Длила! Слушай меня. Я одинок, я в тупике, я не исполнил миссии, я принес горе всем. Я не достоин жизни! А дитя наше пусть живет!”
Шимшон схватил Длилу за плечи и отшвырнул ее далеко прочь – на самую площадь. Волосы его отросли, и сила вернулась. Он обнял могучими руками две главные колонны и потянул их, что было силы, и они надломились, словно тростинки, и крыша храма рухнула вниз и погребла под собой Шимшона и с ним бессчетное число язычников.
***
Длила едва добралась до Цоры. Бела, как мел. Испуганный ужасным ее видом, Маноах поднес стакан воды. Он подумал, что беременность тяжела невестке – пусть отдохнет с дороги.
– Где Флалита? – слабым голосом спросила Длила.
– Прилегла с устатку, уснула.
– Сядь, Маноах…
– Я лучше поесть тебе соберу!
– Сядь, Маноах!
– Ну, сел.
– Шимшон погиб… – едва вымолвила Длила и поперхнулась страшными словами.
– Что? Как?
– Он убил себя!
– Флалита, просыпайся! – вскричал Маноах, вбежав в комнату к жене.
– Что случилась?
– Шимшон погиб! Мы идем в Тимнату!
– Вам нельзя туда! – давясь слезами, проговорила Длила, – вас убьют!
В первые часы Флалита не осознавала случившегося. Она слушала и не слышала Длилу – надрывную ее речь пополам с рыданиями. “У нас не будет могилы. Его тело не отыскать среди тысяч других…” – эти слова Флалита усвоила вполне.
***
Должно быть, небеса осведомлены отменно о всяком шебуршении на земле. Только рухнул храм, а уж ангел Пахдиэль тут как тут, спустился с высот, и побывал в Тимнате и примчался в Цору. Работы непочатый край – обмозговать события и записать для вечности. Досада и радость вместе вошли в ангельское сердце: безвременно окончилась миссия назира, но велик подвиг его последний.
Где взять слова, чтоб описать муки Маноаха и Флалиты? Страшнее иметь и потерять, чем не иметь совсем. И что за дело родителям до чужих смертей, коли своя катастрофа все перевесит? Нет больше сына, навсегда сгинул Шимшон. Он не погиб в бою, не умер от ран, не казнен врагами и даже не предан друзьями. Он убил себя сам!
– Он не подумал о нас, – нашла слово укора Флалита.
– Безумного нельзя винить, – нашел слово оправдания Маноах.
– Болезнь души – худший из недугов… – прошептала мать.