Глава 10 Последнее деяние
Старейшина вошел к Шимшону, когда тот рьяно вращал жернова. Четверо вооруженных охранников сопровождали филистимского голову, который справедливо полагал, что недоверие – близкая родственница мудрости, да и какое может быть доверие к бандиту-обрезанцу?
– Как поживаешь, иудей? – спросил для порядку старейшина.
– Слава Богу! – ответил Шимшон.
– Оставим богов в покое!
– Мелю муку, почтенный. Доволен. Не надо судить, не надо поучать. Жаль только, бить и убивать не могу…
– От тебя самого зависит возвращение к величию. Когда дашь ответ на предложение мое?
– О чем ты говоришь, почтенный?
– Шимшон, не притворяйся слабоумным!
– Слабосильный я нынче! С волосами, как видно, и сила и ум ушли.
– А ведь растет волос-то! – сказал старейшина, фамильярно погладив узника по голове.
– Руки прочь! Ты еще меня не победил!
– Ну-ну, не шипи! Подумай о судьбе народа твоего и о своей в придачу.
– К предательству толкаешь?
– Не толкаю, а тяну, и не к предательству, а к благоденствию. Запомни, Шимшон, через месяц мы справляем праздник в храме, и жрец спросит, созрел ты для мудрости или для казни. А пока мели муку и думай.
***
Длила стала навещать Шимшона каждый день. Она обращалась к нему, а он смотрел не нее пустыми глазами и не отвечал. То была месть? Или не узнавал? Не известно. Она умоляла ответить согласием старейшине и ее замысел принять. Но он не размыкал уст, и не кивал головой, и как знать, что на уме у него?
Флалита и Маноах были у него раз-другой. Нелегко старикам ходить из Цоры в Тимнату. Он мало говорил. Скажет “отец”, “мать”, обнимет, поцелует в лоб, опустит голову и замолчит.
Длила поселилась у родителей Шимшона. Полюбили ее. Все трое не теряли надежду. Ободряли друг друга. Вечерами вместе готовили слова вразумления, а утром Длила отправлялась к узнику и выкладывала ему, что накануне удумали, а потом уныло возвращалась, не солоно хлебавши. Утешая невестку, Флалита, бывало, ласково погладит ее по животу и подмигнет.
Настал праздничный день. Язычники собрались в своем храме – общим числом три тысячи человек. И Длила была среди гостей. Она ждала – вот-вот доставят Шимшона, и жрец задаст ему решительный вопрос, и невольник предпочтет жизнь и разум, а потом она шепнет ему на ухо кое-что, и он изберет любовь и свободу.
И вот привели закованного в цепи Шимшона. Глаза его лихорадочно блестели, как у человека, отважившегося, наконец, покончить с раздумьями, и изнывающего от нетерпения – скорей бы уж сделать драматический шаг.
Жрец и старейшина подступили к узнику и спросили громоподобно, каков его выбор. И во всю мощь своего голоса, чтобы слышали все не только в храме, но и на площади перед ним, Шимшон прокричал: “Слушайте меня, филистимляне! Отныне и навеки – я ваш! А теперь раскуйте меня!”