– Подожди! – остановил ее Джеффри и указал подбородком на дверь церкви: – Мне надо вернуться, мы с ним не договорили.
– Тебе нет нужды возвращаться, – ответила Эллен. – Он просил передать, что отпускает тебе все грехи.
– Вот как? – вскинул бровь Джеффри и очень пристально вгляделся в ее лицо, выражение которого ему нравилось все меньше и меньше. – Он же хотел только взглянуть на тебя и расспросить о твоих намерениях…
– Взглянул, расспросил и пришел к выводу, что поторопился, определив твой грех более тяжким, чем мой, – усталым и невыразительным голосом сказала Эллен. – Еще он велел передать тебе, что отказывается делать то, о чем ты попросил, даже если ты пригрозишь ему мечом.
– Мечом! – фыркнул Джеффри. – С какой стати он возомнил, что я собирался угрожать ему оружием, да еще будучи в церкви?
– Пожалуйста, вернемся домой! – взмолилась Эллен. – Нам больше нечего здесь делать.
Не спрашивая ее ни о чем, Джеффри помог Эллен сесть на лошадь и вскочил на бурого Бьерна. Обратную дорогу они проехали в молчании. Эллен перебирала в памяти каждое слово, которым порицал ее отец Тук, а Джеффри размышлял о нем самом.
Едва Эллен появилась в дверях церкви, ему было достаточно бросить на нее взгляд, чтобы понять: этот и был тем, о ком она говорила. Один из четырех мужчин в ее жизни до встречи с ним. Учитывая, что именно в этой церкви отпевали графа Роберта и леди Марианну, можно представить, что этот святой отец наговорил Эллен. А если принять во внимание исповедь Джеффри, которую он выслушал, то дело обстояло и того хуже. Ревность мужчины, от которого ушла женщина, но не осталась одинокой, а повстречала другого мужчину. Ревность, усугублённая ненавистью ко всему, связанному с Гаем Гисборном, а кто связан с ним менее прочно, чем он, Джеффри? Добавить к этому слова, которые священник сказал ему на исповеди, ответное предложение, сделанное Джеффри, – и воочию можно представить, какой ушат грязи он обрушил на голову Эллен. Ей стоило выбрать другую церковь, а ему надлежало убедить ее в этом, раз уж он понял, куда она его привела. И все-таки священник должен оставаться священником при любых обстоятельствах. От Эллен так и веяло мрачной подавленностью, и Джеффри почувствовал закипающую в душе злость на того, кто довел ее до такого состояния, а ее нежное лицо – до почти мертвенной бледности. Если бы он не знал, что доставит Эллен еще больше огорчений, то вернулся бы и потолковал со священником иначе. Обошелся бы, конечно, без меча, но словами заставил бы понять, что никто не смеет причинять боль его женщине, кем Джеффри давно считал Эллен.