По ночам, когда Луиза спала, Джеффри часто думал об Эллен, вспоминая два месяца, что они провели вместе в Шервуде. Воспоминания и мысли о ней доставляли ему одновременно радость и печаль. Впервые в жизни он встретил женщину, с которой не раздумывая хотел связать свою жизнь. Ему казалось, что и Эллен прониклась к нему нежными чувствами, что он смог заставить ее забыть о тоске по графу Роберту. Но только казалось. Как ей живется в Веардруне? Вспоминает ли она о нем хоть иногда? Не пожалела ли, что отказалась стать его женой? Никто не смог бы ему ответить на эти вопросы, кроме самой Эллен, а ее не было рядом. Но Джеффри все равно задавался ими вновь и вновь.
Однажды ночью он уже задремал, как вдруг услышал странные сдавленные звуки. Немедленно вскочив на ноги, он бросился к кровати Луизы. Убедившись, что девочка сладко спит, Джеффри прислушался и, одевшись, пошел в спальню Гвендолен.
Она металась по постели, по ее горлу прокатывались стоны, словно Гвендолен давилась то ли криком, то ли рыданиями. Присев рядом с ней на кровать, Джеффри осторожно дотронулся до ее плеча. Она тут же открыла глаза и в упор посмотрела на него. Джеффри был уверен, что она прикажет ему немедленно уйти прочь, но Гвендолен молчала. С тяжким глубоким вздохом она села и медленно, словно простое движение давалось ей с огромным трудом, отбросила с лица волосы, выбившиеся из растрепавших кос. Она так долго сидела, молчала и смотрела перед собой невидящими глазами, что Джеффри рискнул вызвать ее гнев, нарушив молчание:
– Привиделся страшный сон, госпожа?
Губы Гвендолен пошевелились, и он услышал почти беззвучный выдох:
– Кровь!
– Где кровь? – не понял Джеффри.
– Везде, – тихо ответила Гвендолен, все так же глядя перед собой. – На полу, на стенах. Кровавые пятна, лужи крови.
Джеффри начал догадываться.
– Вы бывали в Кирклейской обители? – спросил он, пристально глядя на Гвендолен.
Она молча кивнула и повернула к нему голову:
– Да. Еще в ту самую осень. Узнав, что дядя собрался туда, я упросила его взять меня с собой. Мы вместе с ним были в тех самых покоях.
Джеффри подумал, что монахини наверняка успели к тому времени отмыть все следы крови и с пола, и со стен. Гвендолен, словно прочитав его мысли, усмехнулась тяжелой, не детской усмешкой:
– Все верно! Там было чисто, безупречно чисто, и стены сияли белизной свежей побелки. Только я видела, как на них проступает кровь, – Гвендолен вдруг схватила Джеффри за руки и, сжимая их горячими, как огонь, пальцами, спросила, задыхаясь на каждом слове: – Скажи, почему Брайан де Бэллон убил их?! Ведь он сам признался моей матери в том, что был осведомлен о помиловании королем моего отца! А матушка? Как он мог застрелить ее? Почему?!