– Тогда, милорд, может быть, следует поискать для маленького лорда Лайонела другую невесту? – предложил Джеффри, вложив в слова иной смысл, который сэр Гай прекрасно понял: не затевать войну, оставить в покое и графа Роберта, и леди Марианну, и сами Средние земли.
Сэр Гай повел глазами в его сторону, и Джеффри, заметив в них огонек гнева, приготовился к окрику или пощечине, но гнев оказался направленным не на него – на графа Роберта.
– Ему было достаточно обменяться со мной рукопожатием, Джеффри, и я бы покинул Веардрун с миром. Но он не протянул мне руку – стало быть, война, – глухо ответил сэр Гай, одним глотком допив вино, остававшееся в кубке, и повелительным взмахом указал Джеффри на полог шатра.
Доверительный разговор был закончен. Они вернулись в Ноттингем, и сэр Гай начал войну, объявленную графу Роберту, войну, в которой Гвендолен, пленившая сэра Гая и поразившая его воображение, потеряла отца, мать, дом, весь мир, который ее окружал.
****
Помня слова графа Линкольна, сказанные о Гвендолен, Джеффри неусыпно наблюдал за ней, пытаясь понять, чего именно опасается дядя и опекун маленькой графини Хантингтон. Вдумчивая, очень серьезная девочка, совершенно не склонная к шалостям, в отличие от той же Луизы, которая была способна перевернуть Стэйндроп кверху дном. Гвендолен каждый день много часов уделяла занятиям, и, слушая ее беседы с учителями, Джеффри не заметил, как усовершенствовал собственное знание латыни и стал понимать валлийский и греческий.
Под опекой графа Линкольна в Стэйндропе воспитывалось много детей. Гвендолен крепко дружила только с Грифидом, внебрачным сыном правителя Уэльса, и Виллом, сыном графини Линкольн от первого брака. Ко всем другим сверстникам она относилась с одинаковой доброжелательностью, всегда была приветливой. Джеффри ни разу не видел, чтобы она с кем-то ссорилась, но и в играх, которые затевали дети, он Гвендолен не замечал. Она проводила свободное от занятий время если не за книгой, то за лютней. Пела она замечательно, и струны под ее пальцами откликались самыми сложными и изысканными мелодиями.
Но что-то было в Гвендолен, отличавшее ее от иных детей такого же возраста. Сначала Джеффри определил это отличие как чрезмерную серьезность, но очень скоро пришел к выводу, что ошибся. В Гвендолен таился некий подспудный огонь, запрятанный глубоко внутрь, и Джеффри понял, что именно этот огонь беспокоит графа Линкольна.
Она редко улыбалась, оживлялась лишь в седле: Гвендолен очень любила ездить верхом и была великолепной всадницей. Ее смех Джеффри слышал только тогда, когда она оставалась вдвоем с Луизой. Сестры были нежно и крепко привязаны друг к другу. Едва Луиза оказывалась в обществе старшей сестры, как тут же забывала про Джеффри, и только тогда он мог располагать собой.